Едва замаскированная автобиография

— Здесь действует одно правило: либо ты любишь ее за ее недостатки, либо не любишь вовсе, — говорит Маркус.

— Телка.

— Полная.

— Но очень милая телка, несмотря на всю ее существенную надоедливость. Как Эрминтруда.

— Кто такая Эрминтруда? — говорит Маркус.

* * *

Пятница начинается ужасно. Вместо того чтобы балдеть от наркотиков, я вынужден тащиться по грязи вместе с фотографом, которого разыскивал все утро, выполняя это безумное задание: доказать, что фестиваль в Гластонбери — того же порядка событие, что и турнир в Уимблдоне, регата в Хенли, фестиваль в Глиндебурне и скачки Королевского Эскота. Мысль была в том, чтобы взять интервью у молодых фотогеничных зрителей фестиваля, предпочтительно женского пола, с фамилиями, столь же благозвучными, как у читателей «Телеграф», и лицами принцессы Дианы. К несчастью, все они где-то скрываются.

Точнее, все они оказываются около Маркуса, как я обнаруживаю к середине дня после бесплодного утра, когда невнятным голосом меня окликают возле палатки с сидром.

Маркус развалился на грязной плащ-палатке под самодельным навесом, нетвердо держа пластиковый стакан дрянного деревенского пойла в одной руке и толстую сигарету с марихуаной — в другой, а вокруг нею собралось полдюжины гибких девиц типа тех, у которых на фото в разделе «Наблюдатель» журнала «Тэтлер» на светской свадьбе случайно вывалилась грудь из платья из тафты.

Мои глаза жадно перепрыгивают с одной девушки на другую. Нет, у меня не секс на уме — главным образом не секс. Я думаю о цитатах и демографии читателей.

— Взбодрись, — говорит Маркус, предлагая мне свою сигарету.

— Не могу. Я отсюда иду в полицию.

— Это точно твой приятель, Марки? — говорит одна из девиц, растягивая слова.

Маркус знакомит нас. Учеба в Уайком Эбби, Челтенхем Лэйдиз, Сен-Полз. Сирина, Пидж, Тиггер. Как раз то, за чем охотится отдел новостей.

— Я знаю, кто тебя приободрит, — говорит Маркус.

— Кто?

В этот момент мое зрение застилает розовый свет сквозь сплетенные пальцы рук, закрывшие мне глаза. Их прикосновение нежное, и, наверно, они женские, и хотя мне якобы должно быть приятно, но я никогда не любил эту игру. Неприятны неожиданность и запах рук, которые ты вынужден нюхать.

— Фу, — говорит хозяйка рук.

Я сожалею, что не испытываю того удовольствия, которое явно, по ее мнению, должен испытывать. На самом деле я чувствую себя достаточно неприятно.

— Хорошо, сдаюсь, — говорю я Маркусу. — Кто тут собирается меня взбодрить?

— Отнесись к ней с вниманием, ей столько пришлось вытерпеть, — упрекает меня Маркус.

— С каких это пор Джош стал заботиться о ком-либо, кроме себя, — говорит Молли.

Обычно Молли не показывает виду, что чем-то обеспокоена. Это свойство человека из высших слоев общества — выглядеть безмятежно, даже если очень встревожен. Однако сейчас заметна ее неуверенность в себе. Одета слишком не по-городскому, кожа слишком ухожена, мозги недостаточно пошли набекрень вследствие выпивки, наркотиков или легендарной атмосферы Гласто, от которой пьянеют все люди, даже без дури.

— Извини, Молли, — говорю я, обнимая ее. — Просто очень неудачно прошло утро.

— Что тогда говорить о моем — я только что из полиции. У меня украли палатку. Украли все — спальный мешок, белье, зубную щетку, ноутбук…

— Ах ты, бедная. Что же ты теперь будешь делать? — спрашиваю я.

Молли словно прибавляет в росте.

— Ну, все в порядке, я уже послала материал.

— Да нет, я о том, где спать, и прочем.

— Может быть, она останется у нас, если ты не возражаешь, — говорит Маркус.

— Да. Конечно. Разумеется.

— Правда, не беспокойтесь обо мне. Я уверена, что найду себе пристанище.

— Не смеши меня. Конечно, ты можешь жить с нами, просто я подумал, что тебе будет тесно. К тому же отвратительные привычки твоего брата.

— Ну, у меня было двадцать лет, чтобы привыкнуть к ним, — говорит Молли.

— Все честно, но есть одно условие. Что там за материал, который ты отправила в такую омерзительную рань? Какой у тебя взгляд?

— Да пустое самодовольство — помечтала о том, что Гластонбери становится новым Глиндебурном.

— Надеюсь, ты шутишь?

— Я, конечно, понимаю, что это не очень обоснованно, но мне очень помогли друзья Марки, и мы сделали несколько неплохих снимков — что ты на меня так уставился?

Поначалу я настолько зол, что не в состоянии говорить.

— Джош?

— Ты специально сюда приехала? — говорю я.

Она смотрит на меня, этакая сероглазая оскорбленная невинность.

— Ты специально приехала сюда, чтобы испортить мой материал, украсть все мои цитаты, стащить все мои идеи и просто полностью изгадить всю мою жизнь.

— Неужели ты действительно так думаешь? Не может быть.

— Я не знаю, что мне думать. Не знаю. За исключением того, что слишком подозрительно: мы с тобой разговаривали меньше суток назад, и у тебя даже в мыслях не было сюда приезжать, и вот ты здесь.

— Но… все решилось в последнюю минуту. В отделе новостей был лишний билет, но я бы не поехала, если бы не… — она кусает губы, — если бы не знала, что вы с Марки едете, и я подумала, как это будет здорово, вот и все.