Едва замаскированная автобиография

Кроме того, мне на сто процентов будет гарантировано достойное положение в обществе. Я уже не буду сыном бизнесмена из Центральной Англии, окончившим паблик скул и говорящим с мидлендским акцентом. Я стану коммерческим банкиром с хорошо поставленным голосом, у меня будет большой дом в Лондоне и еще один дом за городом, с теннисным кортом и плавательным бассейном (возможно, крытым), катание на горных лыжах зимой и длинный отпуск летом, служебная машина, пенсионный план, оплаченная медицинская страховка, бесплатное посещение гимнастического зала, опционы акций компании, низкие ставки по закладным, убийственно красивая жена, прелестные дети, которым предназначено учиться в Итоне, лабрадор, членство в стрелковой ассоциации, конюшня, полдюжины охотничьих собак, лошади для поло, чудесный винный погреб, яхта, вертолет, собственный самолет…

— Что я должен для этого сделать?

— Все разъяснено в этой брошюре, — говорит специалист по трудоустройству.

«Карьера в области инвестиционного банковского дела», — гласит название брошюры.

* * *

Отправиться сразу после этого разговора к своему другу и предполагаемому литературному наставнику Джексону Грюнвальду — глупая, как я понимаю, идея, но я не могу устоять против нее. Она родственна тем подсознательным побуждениям, которые заставляют неверных мужей оставлять следы губной помады на воротничке или любовные письма во внутреннем кармане пиджака, который жена собиралась отдать в чистку: в глубине души они хотят быть разоблаченными, подвергнутыми наказанию и усмирению, чтобы им стало так плохо, как они того, по их собственным представлениям, заслуживают.

Джексон встречает мои новости без восторга. Но иного от него и нельзя ожидать, если учесть, что сам он — полная противоположность карьере в инвестиционном банковском деле. У Джексона выдающийся мозг. Он знает все, что можно вообще знать по любому предмету. На фоне его работоспособности Стаханов выглядел бы как Эл из фильма «Женаты и с детьми». Если бы он того пожелал, Джексон зарабатывал бы заоблачные суммы в качестве юриста в Лос-Анджелесе или президента банка на Уолл-стрит. Вместо этого он едва сводит концы с концами в Оксфорде, продолжая работу над докторской диссертацией, которую едва может себе позволить, используя каждую свободную минуту, чтобы завершить свой первый роман, публикуя статьи в «Спортс иллюстрейтид» и поддерживая группу избранных старшекурсников, в которой еще десять секунд назад я был одним из его любимцев.

— Пожалуй, ты облегчаешь мне жизнь. Одним никчемным знакомым, с которым не будет больше хлопот, меньше, — говорит он, сидя за столом, заваленным неоконченными рукописями, на крошечном стуле, слишком маленьком для его комплекции — чего-то среднего между Орсоном Уэллсом и Митлоуфом.

Я подаюсь вперед и осторожно глажу его по руке, как некую громадную кошку, от которой неизвестно чего ждать.

— Ну, не надо, — говорю я, — ты же знаешь, что на самом деле любишь меня.

— Джош, здесь нет абсолютно ничего смешного.

Я перестаю гладить его и показываю выражением лица, что он мелочный человек. Это тоже не действует.

Джексон продолжает:

— Тот, кого, мне кажется, я любил — во всяком случае был к нему расположен; не думаю, что когда-либо дело доходило до глубоких чувств, — этот человек собирался стать писателем.

— Я по-прежнему собираюсь им стать.

— Значит, ты отказался от планов стать банкиром?

— Томасу Элиоту это не повредило.

— Томас Элиот был гением, — говорит он. — И, как тебе должно быть известно, он думал о самоубийстве, когда работал у Ллойда.

— Хорошо, но я же должен на что-то жить, пока пишу книги?

— Есть другие способы.

— Да, но они неизбежно связаны с бедностью.

Его лицо выражает явную брезгливость. В связи с чем я чувствую некоторое раздражение по отношению к нему. Хочется сказать: «Послушай, если тебе нравится носить старую пропахшую одежду и питаться бутербродами, то это не значит, что такой образ жизни должен устраивать всех».

Но я молчу, потому что это только подстегнуло бы его произнести очередную свирепую лекцию о неимоверном снобизме англичан и о том, почему он, американец, может быть в дружеских отношениях со студентами самого различного социального происхождения, но как только он по глупости попытается свести их вместе, так все они начинают ненавидеть друг друга, потому что кто-то ходил не в ту школу, или говорит с неправильным акцентом, или одет не так, как нужно; и что это вообще за жалкая и дешевая страна?