Эдвард Григ

…Первый урок в школе — немецкий. Но Эдвард занят своим делом: загородившись большим атласом, он проверяет, нет ли ошибок в его «Вариациях на немецкую тему», которую он принес, чтобы показать своему приятелю, Иоганнесу Дейеру. Однако Дейер, еще не зная, для кого предназначены ноты, проникается нехорошим чувством — завистью. Он не может примириться с мыслью, что кто-то из учеников нашел средство от гнетущей скуки, в то время как он должен таращить глаза на учителя и изнывать. Он встает и громогласно заявляет:

— Григ что-то принес!

Это верный предлог для того, чтобы вскочить с места, пройтись на руках и вовлечь товарищей во всеобщую суматоху, которая вносит разнообразие в их жизнь. Учитель приходит в ярость и, узнав в чем дело, обрушивается на Эдварда и на его сочинение. Его нисколько не радует и не умиляет, что у ученика обнаружился композиторский дар; он хватает нотный листок, мнет его, швыряет на пол:

— В следующий раз оставь эту дрянь дома! Мошенник!

В классе пока продолжается возня и веселье, и только один дежурный зорко следит, когда учитель оставит Эдварда в покое и пожелает заняться остальными. Наконец дежурный кричит: «Куллок!» — это входит классный наставник. Наступает тишина. Немец указывает на скомканный и брошенный им листок, потом на Эдварда:

— Подумайте только: он сочиняет музыку!

— Это ужасно! — восклицает наставник. — Но я надеюсь, этого больше не будет!

(Впоследствии, когда Грига спросили его будущие биографы, что он мог бы назвать своим первым композиторским успехом, он долго раздумывал, прежде чем ответить. И, наконец, с присущим ему юмором добродушно описал этот случай в классе.)

…В тот день произошло еще одно, с виду незначительное происшествие: возвращаясь домой, Эдвард опять встретил Гильду. Она шла об руку с дочерью фабриканта, которую Эдвард видел на именинах, и обе пели с чувством:

С тобою нет твоей овечки:
Ее унес поток ручья!

Значит, ей действительно понравилась эта слащавая песенка, которую пел хор крокодилов! И голос у нее звучал фальшиво…

По этой ли причине или оттого, что освещение было неудачно, но Эдвард стал свидетелем третьего превращения Гильды. Впервые он заметил, что она совсем не так хороша, как ему казалось: что-то хищное проступало в ее лице. Он не подозревал, что это впечатление означало перемену в нем самом, что он сделал еще один шаг от детства к юности, от догадок — к прозрению.

Глава пятая

Родина! Твой звучный глас
В нас не смолкнет до могилы!
Сад поэзии для нас
Ты как солнцем озарила!

Ибсен

Летний день.

На даче, в саду, Эдвард читает сагу о Фритиофе.

Какие подвиги, что за сила! Как великолепны были викинги!.. За оградой слышится нетерпеливый бег коня…

Да, Фритиоф мчится на своем коне. Он задевает тучи, и горы, кивая вершинами, говорят друг другу: «Он мчится на своем коне, как буря!»

Но иногда он спускается и к людям. Вот слышится топот его коня. Фритиоф видит калитку незнакомого дома и соскакивает на землю. Он входит в сад. Держа под уздцы своего черного скакуна, он манит к себе Эдварда. Странно! Он уже не так молод, как можно было ожидать. Далеко не молод. Но его лицо прекрасно. Черты, словно высеченные из мрамора, благородны, тонки. Некогда светлые, а теперь уже седые волосы все еще густы и красиво падают на плечи. Он не кажется рассерженным, напротив: он кивает головой и спрашивает у ошеломленного Эдварда:

— Не здесь ли живет консул Григ? Я его старинный приятель!

И так как Эдвард молчит, не спуская глаз с гостя, Фритиоф улыбается и говорит:

— Тебя зовут Эдвард, не правда ли? Ведь я не ошибся?

Оказывается, это знаменитый полулегендарный Оле Булль, основатель первого в Норвегии национального театра. Но его главная профессия — музыка. Он скрипач, и в Европе есть люди — и много людей! — которые в свое время говорили: «Еще неизвестно, кто больше трогает сердце: Паганини или Оле Булль!»

Вот он сидит у стола и рассказывает свои приключения. Десять лет его не было на родине, и все десять лет он мечтал вернуться домой, как птица в свое покинутое гнездо.

В молодости он некоторое время учился у самого Паганини. Он был тогда беден, одинок, на чужбине, ему не везло. Его считали бродячим музыкантом, каких немало в Париже: они ходят по дворам со скрипкой, а вечерами играют в кабачках.

В довершение всего, у него украли скрипку, единственное, что у него оставалось, и он в отчаянии бросился в Сену. Его вытащили и спасли. Он сидел в холодной каморке и проклинал своих спасителей, потому что не решился бы снова посягнуть на свою жизнь. Вдруг к нему постучались какие-то незнакомые люди, вошли и спросили, согласен ли он на один вечер заменить заболевшего скрипача, парижскую знаменитость. Остальное происходило как во сне. Его привели в театр, дали ему в руки превосходную скрипку, и он вышел на сцену. Яркий свет ударил ему в глаза. Он почувствовал силу в руках и отвагу в душе.

…Оле Булль играл свою собственную фантазию на норвежские темы.