Эдвард Мунк. Биография художника

Какие картины Мунк успел посмотреть за три недели пребывания в Париже, неизвестно. Он разочарован Салоном – официальной выставкой, ради которой и предпринял поездку. Позже он говорит, что там были сплошь картины для мелких буржуа, интересующие его так же, как этикетки на сигаретных пачках. Но в городе великое множество галерей и продавцов произведений искусства – так что Мунк наверняка видел работы «старых» импрессионистов: Мане, Моне, Ренуара и Дега, о которых так много слышал в Кристиании. Возможно, он видел и полотна «новых» художников: Сёра и Синьяка. И конечно же он часто бывал в Лувре, где подолгу простаивал перед монументальными портретами Веласкеса.

А вот возвращение домой оказалось нелегким. Пароход «Альфа», на котором плыли Мунк и четверо его коллег, вышел из строя, когда они добрались до Антверпена. На пятерых у них было всего двадцать крон, и они обратились за помощью в норвежское генеральное консульство. «Мы подумали, что представительство, возможно, как раз и создано для художников, попавших в затруднительное положение». Но художники ошибались. Оставшихся денег им едва хватило на места на палубе парома до Ньюкасла, где они пересели на судно, принадлежавшее той же компании, что и злополучная «Альфа».

Бесспорно, краткое пребывание в Париже не могло способствовать развитию художнических навыков, но оно стало для Мунка своего рода посвящением в сонм избранных. Как и все художники, он увидел Париж, посетил Салон, побродил по Лувру, побывал в кафе «де ла Режанс».

По приезде домой Мунк узнал, что семья решила снять на лето домик у моря. Там его ожидало и другое посвящение.

Меланхолия (1885–1892)

Опасное наслаждение

Единственный источник, из которого мы можем узнать о событиях лета, проведенного в Юртене и Борре, и их последствиях, – дневник самого Мунка, где он вывел себя под именем Брандт. Впрочем, события, о которых пойдет речь, были описаны в дневнике не по горячим следам, а через несколько лет после того, как они произошли. Дневник создавался в соответствии с заповедью вождя литературной богемы Кристиании Ханса Егера честно и откровенно «описывать свою жизнь», но конечно же в нем есть некоторые преувеличения и неточности. Верно одно: все пережитое оставило глубокий след в душе художника.

Всю вторую половину дня они провели вместе. Она водила его по своим любимым местам – по большей части они гуляли по лесу. Ей нужно было к подруге, и он взялся проводить ее по лесной тропинке. Они не спешили. Ей хотелось показать ему то красивый цветок, то уголок леса, манящий своим таинственным очарованием. Потом они стали собирать грибы. Она знала столько странных грибов. Иногда они одновременно замечали какой-то гриб и наперегонки бросались сорвать его, и тогда их руки соприкасались. Она раскраснелась и выглядела такой юной и очаровательной. Он начисто забыл, что она замужем. Она представлялась ему молоденькой школьницей…

Нет, Эмилия Андреа Илен, в замужестве Таулов (фру Хейберг или фру Д. в дневнике Мунка), отнюдь не так юна. Этим летом ей исполнилось двадцать пять, она почти на четыре года старше Мунка. Дочь адмирала, она замужем за врачом Карлом Тауловом, братом знаменитого художника. Детей у них нет. Милли – как все ее называют – признанная кристианийская красавица и гордится внешним сходством с прославленной Сарой Бернар.

Милли была француженкой до кончиков ногтей: красивый профиль, рыжие волосы, зеленые глаза и ослепительно-белые зубы. Прохожие на улицах заглядывались на нее.

Она проводила каникулы одна, без мужа, в обществе служанки в доме родителей у церкви Борре.

Ей пора домой – в огромный пустой дом. Служанка уже легла – и она скоро ляжет спать, одна в огромной постели. «Наверное, она считает меня глупцом, ведь я так и не осмелился попросить о поцелуе на прощанье», – думал Брандт. Он не спал всю ночь – думал о том, что никогда еще никого не целовал, представлял, как обнимает ее и прижимается губами к ее губам.

Они часто гуляли вместе – вдвоем и вместе с другими дачниками. Ходили по берегу и любовались на луну, отражающуюся в море. В душе впечатлительного художника пейзаж и влюбленность сливались в единое целое:

На мелководье камни выглядывали из воды, насколько хватало глаз, и казались бесконечным сонмом русалок и водяных, больших и маленьких, – они двигались, потягивались, гримасничали. Между стволами деревьев виднелась луна, большая и круглая, и от нее по иссиня-фиолетовой воде бежала серебристая лунная дорожка.

Они с фру Д. брели позади всех, медленно – и их руки время от времени соприкасались.

Они с восхищением смотрели на воду, на лунную дорожку – им казалось, что небольшой камень чуть поодаль похож на голову – и она шевелится в блестящей воде.

А тот, побольше, похож на русалку.

У Милли Таулов была репутация кокетки. Ее весьма либеральный деверь, художник Фриц Таулов, относился к этому снисходительно. Одно вызывало его досаду: