Скорость, с какой Мунку удалось заполнить картинами 45 квадратных метров стен, отчасти объясняется тем, что он использовал много старых сюжетов. Здесь мы опять встречаем «Танец жизни», девочек, собирающих фрукты (сюжет с фриза Линде), повторение «Четырех девочек в Осгорстранне», «Встречу», которую он только что заново писал для Стенерсена, и даже новую версию классической картины «Меланхолия», – правда, здесь Яппе горюет на пляже не один.
Фриз для «Фрейи» несет отпечаток работы на заказ. Но даже если копии и утратили что-то от эмоционального накала оригиналов, в определенной степени это компенсируется за счет впечатления целостности, создаваемого связующим их единым ритмом, который пронизывает все полотна. Позднее зал столовой перестроили и разместили картины в соответствии с пожеланиями Мунка. По сравнению с фризом Рейнхардта серия для «Фрейи» представляет собой более оптимистический взгляд на жизнь хотя бы уже потому, что здесь отсутствует акцент на ревности и одиночестве.
Рассказывают, будто бы работницы, которые обедали в столовой, посчитали картины незаконченными – в частности, они заметили, что у домов нет окон и труб. Мунк якобы согласился исправить этот «недостаток», но поставил условие, что за воротами фабрики должно стоять наготове такси, дабы он всегда мог уехать сразу же, как только устанет. Но – во всяком случае, так повествует легенда – через пару дней машины на месте не оказалось. Тогда Мунк ворвался в кабинет Троне Холста, швырнул на стол кисти и объявил: «Остальное можете портить сами!»
Амбициозный проект «Фрейи» по украшению рабочей столовой произведениями современного искусства привлек всеобщее внимание. Предприятие выпустило маленькую, изящно оформленную брошюру с черно-белыми репродукциями картин. Автором текста брошюры, где в восторженных тонах прославлялись и фабрика, и художник, был Яппе Нильсен.
Отчасти благодаря этим крупным заказам начало 1920-х годов опять оказалось для Мунка весьма удачным в финансовом плане. Правда, увеличение доходов привело к обострению отношений с налоговым ведомством и в конечном счете превратилось в проблему, мучившую Мунка до конца жизни, – по утверждениям художника, постоянные неувязки с налогами лишили его необходимого для работы покоя и концентрации.
Нельзя сказать, чтобы эти трудности были надуманными, – особенно проблематичным был вопрос о стоимости «хранимых ценностей», то есть оценки непроданных картин. В декларации о доходах Мунк указывает: «Картины, рисунки, эскизы и графические работы, часть из которых является незаконченными, часть используется для дальнейшей работы, а часть является личной собственностью, чью стоимость трудно определить», – и никакой стоимости этих работ не дает. Другим скользким вопросом было налогообложение принадлежащей Мунку недвижимости, в первую очередь это касалось Экелю. В каком-то смысле хутор подходил под определение «производственных площадей», хотя это «производство» и не имело никакого отношения к ценности, которую эти земельные угодья, несомненно, имели с сельскохозяйственной точки зрения. Кстати, свои дома в Вестбю и Осгорстранне Мунк расценивал как художественные мастерские, а не как дачи.
Все это требовало определенных познаний в налоговом праве, но суть проблемы все-таки коренилась в другом. В конце концов для Мунка не представляло никакой сложности найти хороших адвокатов, что он время от времени и делал, хотя далеко не всегда оставался доволен их работой, – на полях декларации о доходах от 1928 года, заполненной чужой рукой, Мунк написал: «Поверенный, нагородивший такое, – настоящий осел». Другое дело, что частному предпринимателю, каковым с точки зрения закона, несомненно, был Мунк, чтобы не попасть впросак, следовало аккуратно вести собственную бухгалтерию и хранить все квитанции. В противном случае доказать что-либо налоговому управлению действительно трудно. Вряд ли мы ошибемся, предположив, что аккуратность в делах не была сильной стороной Мунка.
В 1920–1930-х годах недовольство Мунка налоговыми проблемами временами достигало поистине экзистенциальных высот. Вот характерная цитата:
Я работал бесплатно над великими творениями: двадцать лет над картинами для университетской Аулы и сорок – над «Фризом жизни», покрывая расходы из собственного кармана. Теперь преследователи делают все, чтобы лишить меня работы.
Это недовольство в значительной мере объясняется тем, что Мунк постоянно сравнивает себя с Густавом Вигеланном, – подобные жалобы можно встретить во многих его письмах:
Вигеланн вообще не платит налогов. За свою работу он получает 500 000 крон в год. Моя работа представляет не меньшую важность, мало того, что мне пришлось взять на себя расходы по выполнению столь же масштабного и общественно значимого проекта, еще и наброски к этим полотнам обложили налогом. Как будто недостаточно, что я плачу огромные налоги с продажи картин…