Эдвард Мунк. Биография художника

Норвежские нацисты могли смело рассчитывать на двух знаменитых деятелей искусства, популярных в Германии, – композитора Кристиана Синдинга[116] и писателя Кнута Гамсуна – как на своих верных союзников. Но они пытались привлечь на свою сторону и Мунка. В начале войны в Экелю приезжал сын Гамсуна Туре. Он сам был весьма одаренным художником. Гамсуну-младшему хотелось узнать, каковы – в свете последних политических событий – взгляды Мунка на ситуацию, сложившуюся в области искусства.

Однако Мунка не особенно интересовала эта тема. Он, как часто бывало с ним, углубился в воспоминания: «Передайте привет отцу. Он ведь не имел ничего общего с нападением на меня тогда в Копенгагене!»

Со стороны нацистских властей не было сделано ни одной попытки истолковать творчество Мунка как «дегенеративное» упадническое искусство. Напротив, о нем всегда говорили как о самом выдающемся художнике Норвегии. Когда печатный орган «Национального единения» «Фритт фольк» («Свободный народ») надумал познакомить своих читателей с национальным искусством, то начать решено было с «Девушек на мосту». Более того, в неуклюжей попытке превратить Мунка в певца здорового народного начала газета использовала «Рабочих за уборкой снега». Это, мол, пример изображения «норвежских крестьян» в борьбе с силами природы: «Глаза мужчин излучают стальную волю, и голубоватый отсвет стали ложится на заснеженные равнины». А вот братья-фресочники – «мастера-живописцы Норвегии Нюгорсволла»[117], – трудившиеся в незавершенной ратуше Осло, получили настоящую взбучку.

Национальную галерею теперь возглавлял угодный властям директор – художник Сёрен Унсагер[118], с которым у Мунка были дружеские отношения. Большинство картин было вывезено на загородный склад из-за опасности бомбежки, но в распоряжении Унсагера осталось достаточно полотен, чтобы устроить нравоучительную выставку в лучших немецких традициях. Она получила название «Искусство и псевдоискусство». Главной задачей выставки было показать основные направления норвежского изобразительного искусства «от Дала до эпохи упадничества». При этом Унсагер с уверенностью констатировал, что по сравнению с другими странами упадок в Норвегии зашел не слишком далеко; тем не менее директор Национальной галереи сетовал: «Печально наблюдать талантливых молодых художников, низводящих себя самих и наше искусство до безвкусной мазни в угоду сенсации, коммунистической пропаганды и прочих крайних проявлений болезненности и извращенности».

Эти слова напоминают реакцию на картины Мунка полвека назад. Но теперь Мунк без всяких сомнений был причислен к представителям «искусства» вкупе с И. К. Далом, Хансом Гуде, Петерссеном, Тауловом и Крогом. Он стал признанной величиной и одним из немногих «хороших художников» современности. «Псевдоискусство» было представлено многочисленной группой норвежских и иностранных художников, в число которых вошли Пикассо, Брак[119], Кай Фьель[120].

К восьмидесятилетию Мунка в декабре 1943 года Национальная галерея запланировала персональную выставку художника. Но этому воспротивился сам Мунк, и Унсагеру пришлось отказаться от своих планов.

Оккупационные власти не препятствовали прославлению Мунка. Более того, серьезной проблемой для художника стали желавшие посетить его немецкие почитатели – совсем не обязательно нацисты, среди тех, кто приходил к Мунку, было немало обычных солдат. Газета для немецких солдат в Норвегии пишет о работах Мунка на выставке Унсагера следующее: «Пропасть разделяет работы “дегенеративных” художников и эти картины, в свое время ставшие революцией в искусстве и до сих пор остающиеся таковыми».

По-прежнему поддерживала с Мунком контакт семья Генриха Гудтвалкера. Генрих мог беспрепятственно ездить в Норвегию, а его сын Карл жил в Осло. Невеста Карла была норвежкой, незадолго до оккупации Норвегии он решил принять норвежское подданство, но для этого нужно было прожить в стране определенный срок; увы, война разрушила эти намерения – едва немецкие войска оккупировали Норвегию, Карла призвали в ряды вермахта. После войны норвежскую собственность семьи конфисковали, но Генрих и Карл смогли выкупить ее, продав несколько картин Мунка. Это стало своего рода платой за тот искренний интерес и поддержку, которые Гудтвалкер-старший выказывал художнику в довоенные и военные годы.

Визитов немцев, как, впрочем, и остальных непрошеных гостей, Мунк избегал проверенным способом: он жаловался на свое слабое здоровье. Правда, неизвестно, помогло ли это, когда в Экелю пожаловал именитый гость: среди оставленных у Мунка визитных карточек есть и карточка рейхскомиссара Йозефа Тербофена.

Связь же с самой Германией практически прервалась. Исключение составляли немногочисленные деловые контакты: к примеру, в октябре 1943 года одно лейпцигское издательство, специализирующееся на книгах по искусству, интересовалось правами на издание репродукций картин норвежских художников.