Атмосфера заседания была довольно бурной. Голоса разделились примерно пополам. Среди защитников выставки была немногочисленная группа художников, отстаивавших Мунка из уважения к его искусству, но еще больше было тех, кто полагал, что избавляться от приглашенного художника подобным образом противоречит не только принципам творческой свободы, но и основам немецкого гостеприимства. Но ничто не помогло. Объединение художников с фон Вернером во главе приняло решение убрать картины Мунка уже на следующий день, а также снять с должности тех членов выставочного комитета, кто еще не успел подать в отставку в знак «протеста против протеста». Решение было принято большинством в 125 против 105 голосов. Меньшинство демонстративно покинуло Объединение, чем были заложены основы для организации берлинского Сецессиона. Правда, случилось это лишь несколько лет спустя.
Пять дней работы выставки и ее скандальное закрытие превратили никому не известного Мунка (один из рецензентов все время называл его Э. Блунком) в знаменитость местного масштаба. Как писала пресса: «Наконец-то в Берлине опять разгорелся спор по вопросу, связанному с искусством». В газеты приходили письма «за» и «против», один юмористический листок опубликовал карикатуру на маленького выскочку, прогоняющего Рафаэля и Тициана с художественного Олимпа. Пресса других городов также отозвалась на шум в Берлине. Здесь Мунк встретил куда больше сочувствия – большинство газет с радостью ухватились за возможность съязвить по поводу провинциализма своей столицы.
Если судить по письмам Мунка домашним, то завязавшийся скандал очень его позабавил: «Вся эта возня доставляет мне большое удовольствие». Конечно, он по мере сил старался успокоить тетю, озабоченную состоянием его нервов, но все указывает на то, что художнику и впрямь нравилось находиться в центре событий. Кроме того, скандальный успех мог принести и экономическую выгоду. Торговец картинами Шульце предложил провести выставку картин Мунка в других немецких городах и обещал оплатить все расходы в обмен на две трети доходов за входные билеты. Это была очевидная попытка заработать на любопытстве, которое вызвал берлинский скандал. Ни художник, ни коммерсант не рассчитывали хоть что-нибудь продать.
Любовь и «Черный поросенок»
В октябре 1892 года в Берлин прибыл еще один скандинавский художник, чья эмиграция, по замечанию биографа Олофа Лагеркранца, была вызвана экономическими причинами. Незадолго до этого Август Стриндберг развелся с Сири фон Эссен, потерял возможность общаться с детьми и очень переживал по этому поводу. За десять месяцев он написал семь (!) пьес, все они так или иначе были посвящены семейным делам и разводу; удачными назвать их было нельзя, да и поставить тоже. Затем Стриндберг решил обратиться к другому виду искусства и с жаром взялся за кисть, однако его картины ждал столь же холодный прием, что и пьесы. Писатель Ула Ханссон[40]
, центральная фигура скандинавской художественной общины Берлина, ссудил Стриндбергу денег для поездки в Германию. В Берлине, где в то время царил культ Скандинавии, у бунтаря Стриндберга был шанс пробиться.Вскоре и Мунк познакомился со шведским драматургом, который был старше его на 15 лет. 11 декабря тетя Карен пишет, что прочитала в «Дагбладет»: Мунк собирается писать портрет Стриндберга. И если верить Енсу Тису, на чью память не всегда можно положиться, то к Рождеству эти двое в высшей степени непохожих друг на друга людей были известны как хорошие приятели:
Манерам Стриндберга, не лишенным изящества, был свойствен некоторый шведский аристократизм; в этом отношении Мунк, по-норвежски прямой и непосредственный, был совсем на него не похож. Однако им нравилось общаться друг с другом, и уже тогда, в Берлине, в самом начале их знакомства между ними завязался плодотворный обмен идеями.
Любимым местом встреч этих двоих, а также других скандинавов и немецких поклонников всего скандинавского был «Виноторговый и дегустационный зал Г. Тюрке». Этот кабачок служил Стриндбергу своего рода официальной резиденцией. Стриндбергу же он обязан и новым славным названием. У входа в заведение стоял черный мешок, который шелестел на ветру, чем-то напоминая похрюкивающего поросенка. Так писателю и пришло на ум название «У черного поросенка».
Это была маленькая комнатушка с одним-единственным окном, перед которым стоял маленький стол и два стула. У стены напротив стоял древний диван, из него торчал конский волос. Хозяин утверждал, что во времена его дедушки на этом диване сиживал сам Генрих Гейне. Судя по всему, из уважения к поэту с тех самых пор обивку дивана не меняли. По стенам от пола до потолка тянулись полки, уставленные бутылками с вином и шнапсом, которые переливались всеми цветами радуги. Хозяин гордился тем, что в его кабачке собраны все вина и шнапсы мира. Это был его музей.
А еще у хозяина была молодая очаровательная жена. Если верить Стриндбергу (что не всегда стоит делать), она была без ума от Мунка.