Эдвард Мунк. Биография художника

Уже название – «Мадонна» – звучало провокационно. Картина представляла собой поясной портрет молодой обнаженной женщины с длинными волнистыми волосами и одухотворенным лицом. Дабы подчеркнуть, что речь идет именно о моменте зачатия, по одну сторону женской фигуры Мунк нарисовал две фигурки, похожие на зародыши, а по другую – изображения легкоузнаваемых сперматозоидов. Позднее Мунк написал что-то вроде поэтического комментария к своему сюжету:

Твои губы, лилово-алые,
как грядущий плод, раскрываются будто от боли.
Улыбка мертвеца – и Жизнь протягивает руку Смерти.
Возникает цепь, что связывает сотни поколений
мертвых и сотни, которые их сменят.

Нетрудно понять, почему эта картина вызывала ажиотаж на выставках.

Известная свободными нравами берлинская богема никак не отреагировала на то, что изображенная в момент акта любви женщина сильно походила на Дагни Пшибышевскую.

Образ жизни супругов Пшибышевских, с которыми Мунк продолжал поддерживать контакт, оставался по-прежнему довольно нетрадиционным. В феврале 1895 года Марта Фердер родила Станиславу третьего ребенка. Примерно в это же время забеременела и Дагни. Однако все это ничуть не мешало норвежским и скандинавским друзьям по-прежнему проводить бурные собрания в маленькой квартирке супругов, теперь на Паркштрассе, 10, в берлинском пригороде Панков.

Дворяне и богема

Норвежские долги Мунка не давали ему покоя. Он старался отодвинуть сроки их возвращения, занимал деньги у друзей, чтобы заплатить проценты, но ничего не помогало – кредиторы то и дело обращались в суд. Судебные издержки ложились на него дополнительным финансовым бременем.

Поэтому берлинские знакомства с состоятельными покупателями оказались как нельзя кстати. Барон фон Боденхаузен представил Мунка своему другу графу Гарри Кесслеру. Случилось это 20 января 1895 года. Так граф Кесслер вошел в жизнь Мунка. Вот каким он увидел Мунка в этот день:

Мунк снимает несколько плохих студенческих комнат на четвертом этаже. Он вынес всю мебель из гостиной и приспособил ее под мастерскую. Сквозь лишенное занавесей окно тусклое зимнее солнце падает на огромные, яркие незаконченные картины, прислоненные к стенам. В нос посетителю бросается едкий запах скипидара, смешанного с табаком. Мунк еще довольно молод, но выглядит усталым, изрядно потрепанным жизнью, а также голодным – как в духовном, так и в физическом смысле. Он встретил нас одетый в видавший виды рабочий костюм, на шее – шарф из шотландки в сине-зеленую клетку. И был вне себя от радости, когда я купил у него пару гравюр за шестьдесят марок.

Граф Кесслер был до кончиков ногтей аристократом, который принципиально отвергал все, что испытало влияние вкуса немецкой буржуазии. Но истины ради стоит сказать, что он не мог похвастаться аристократическим происхождением. Графским достоинством Гарри Кесслер был обязан кайзеру Вильгельму I, который, будучи поклонником его матери-англичанки, попросил герцога маленького герцогства Ройсского, что в Тюрингии, сделать графом ее мужа-богача. Строго говоря, этот графский титул имел значение только в пределах герцогства. Однако отец, а за ним и сын настаивали на употреблении титула в сочетании со своей фамилией не только по всей Германии, но и за ее пределами.

Граф Кесслер прохладно отнесся к картинам Мунка при первом знакомстве. Да и купленные гравюры не внушили ему особого восторга. Однако он решил помочь Мунку. Несколько недель спустя после знакомства с художником Кесслер получил письмо от фон Боденхаузена. Тот писал, что Мунк впервые прямо попросил об экономической поддержке и, значит, его «дела и впрямь обстоят плохо». Фон Боденхаузен искренне сочувствовал Мунку, однако необходимых средств изыскать не мог и интересовался, не может ли граф выделить норвежскому художнику 150 марок, чтобы Мунк мог спокойно пережить весну.

Граф Кесслер уже помогает Пшибышевскому, но берет на себя и Мунка. Он далек от преклонения перед их творчеством, но noblesse oblige[47]. «По иронии судьбы мне приходится помогать двоим художникам, чьи работы мне по большому счету даже не нравятся».

Впрочем, в союзе, заключенном между нищими художниками-авангардистами из кружка «Поросенка» и состоятельными аристократами, нуждались обе стороны, желавшие продемонстрировать свою принадлежность к элите и презрение к буржуазности. А вскоре этот союз обрел выражение в грандиозном проекте печатного издания – журнале «Пан», посвященном вопросам искусства. Название журналу придумала Дагни Пшибышевская.