Эдвард Сноуден. Личное дело

Карьера моего отца остается непрозрачной для меня и по сей день, причем в моей неосведомленности нет ничего ненормального. В мире, в котором я рос, не говорили о служебных делах – ни с детьми, ни друг с другом. И это правда, что многим взрослым в моем окружении закон запрещал обсуждать подробности своей работы даже в семье. Но, на мой взгляд, более точное объяснение лежит в технической природе самой деятельности и в настойчивом требовании правительственных органов об ограничении информированности сотрудников рамками их служебных обязанностей. Технические специалисты редко – если вообще когда-либо – стремятся переходить к более широким обобщениям или практическим выводам из тех исследований, которыми они занимаются в служебное время. Причем работа, которая их поглощает, требует столь специализированных знаний, что разговор о ней на барбекю с друзьями закончится тем, что тебя больше не пригласят в другой раз – до такой степени это не интересно другим.

Задним числом предполагаю, что, возможно, именно это и привело нас на новое место жительства.

Американский Онлайн

Вскоре после того, как мы переехали, отец купил наш первый настольный компьютер Compaq Presario 425, розничная цена которого была 1399 долларов. Но он приобрел его на распродаже подержанного армейского оборудования, а поставил сначала – к огорчению мамы – прямо посередине обеденного стола. С того момента, как комп оказался в доме, мы с ним были неразлучны. Если и до этого я не особенно рвался из дому пинать мяч в окрестностях, то теперь сама мысль об этом казалась нелепой. Не было вне стен дома ничего более привлекательного, чем то, что я находил внутри этого несоразмерного грязновато-серого «клона» персонального компьютера, у которого по тем временем был невероятно быстрый 25-мегагерцовый процессор Intel 486 с неистощимым жестким диском на 200 Мб. А еще, заметьте, у него был цветной 8-битный монитор, а это, дабы быть точным, означает, что он мог передавать 256 различных цветов. (То, что сейчас имеется у вас, наверняка способно передавать миллионы оттенков!)

Мой Compaq стал моим бессменным другом, новообретенным собратом, первой любовью. Он вошел в мою жизнь в том самом возрасте, когда впервые открываешь свое независимое «я» и множественность миров, которые одновременно сосуществуют в этом мире. Процесс открытий был настолько волнующим, что я принимал его без доказательств и даже не замечал, по крайней мере первое время, свою семью и ту частную жизнь, которая тогда у меня уже была. Говоря другими словами, я переживал в то время все муки пубертата. Но то был технологизированный пубертат, а громадные перемены, которые из-за него происходили во мне, в известном отношении происходили повсюду, с каждым.

Родители напоминали, что мне пора идти в школу, но я их не слышал. Меня окликали, чтобы я шел обедать, но я делал вид, что не слышу. И всякий раз, когда мне напоминали, что компьютер у нас общий, а не мой персональный, я покидал свое место возле него со страшной неохотой, уступая папе, маме или сестре. Они часто требовали, чтобы я вышел из комнаты, так как я задумчиво висел у них над плечом и начинал давать советы – подсказывал сестре макросы и комбинации клавиш для работы с текстовыми файлами или делился с родителями опытом по электронным таблицам, когда они садились рассчитывать налоги.

Я все время их подгонял, чтобы поскорей вернуться к тому, что было для меня гораздо важнее всего остального, например к игре Loom («Ткацкий станок»). Поскольку технологии далеко ушли вперед, игры типа пинг-понга и вертолетиков, в которые играл мой папа на своем теперь уже безнадежно отставшем от жизни Commodore, уступили место приспособлениям, основанным на истине, что в душе каждого компьютерного пользователя скрывается читатель, существо, которому мало ощущений – ему хочется сюжетов. Простенькие игры моего детства на Nintendo, Atari и Sega со своими линейными сюжетами (вот пример, действительно имевший место) типа «спасения президента США от воинов ниндзя» окончательно сдались перед детализированными переосмыслениями античных историй вроде тех, что я пролистывал, лежа на ковре в бабушкином доме.

Loom – это рассказ об Обществе ткачей, чьи старейшины (их имена Клото, Лахесис и Атропос, как у греческих Прях – богинь судьбы), создали волшебный ткацкий станок, который правит судьбами мира, или, говоря словами сценария самой игры, вплетает «тончайшие узоры влияния в саму ткань реальности». Когда подросток открывает для себя силу станка, он принужден к изгнанию. Хаос закручивает его существование в спираль, и это будет продолжаться до тех пор, пока мир не решит, что тайная машина судьбы – не такая уж и чудесная идея.

Невероятно, да. Но тем не менее это всего лишь игра.