Эдвард Сноуден. Личное дело

Я хорошо ладил с охранниками – или внушил себе это. Может быть, потому, что знал, где в это время витали их мысли: где угодно. Я ведь когда-то тоже охранял здание CASL. И хорошо себе представлял, как тупеет мозг, когда проводишь бессонную ночь на ногах. Сначала болят ноги. Немного времени спустя болит все тело. И тебе становится так одиноко, что ты готов заговорить со стеной.

Я решил стать более занимательным, чем стена, заранее придумав по паре фраз на все случаи жизни. С одним охранником я заговаривал о бессоннице и трудностях дневного засыпания. С другим парнем мы трепались о политике. Он называл демократов «дерьмократами», так что до беседы с ним я взял за правило читать новости на Breitbart News[67]. Что было общего у них обоих, так это реакция на мой кубик: он вызывал у них улыбку. За все время моей работы в Туннеле каждый раз кто-нибудь из них затягивал: «О-о-о, чувак, я тоже любил в детстве играть с этой штукой». И тут же, неизменно: «Я переклеивал наклейки, чтобы кубик собрался». Я тоже, дружище. Я тоже.

Только когда я приходил домой, то мог хоть немного расслабиться. Я по-прежнему боялся, что дом под сигнализацией – еще один очаровательный метод ФБР, используемый против тех, кого подозревают в недостаточной лояльности. Я дал резкий отпор Линдси, когда она выразила беспокойство по поводу моего ночного бдения, так что теперь она ненавидела меня, а я ненавидел себя. Она спала на кровати, а я на кушетке, прячась, как ребенок, с головой под одеялом с ноутбуком. Хлопковые ткани заграждают от камер слежения. Уже не так боясь угрозы внезапного ареста, я мог продолжать работать. И я переносил файлы на жесткий диск побольше (только тот, кто ничего не понимает в технике, подумает, будто я решил держать их на ноутбуке всегда). Потом я запирал их под многими слоями алгоритмов шифрования – так что даже если один файл повредится, остальные останутся целы.

Я старался не оставлять никаких следов на работе и тщательно следил, чтобы мои шифры и дóма не вели к документам. Все же я помнил, что документы могут быть соотнесены с моим именем, раз я послал их журналистам и они расшифрованы. Любой дознаватель, разбираясь, к каким сотрудникам агентства могли обратиться, чтобы получить к файлам доступ, составит список только из одного имени: моего. Конечно, я мог показать журналистам меньше документов, но тогда они не смогли бы выполнить работу наилучшим образом. В конечном счете я должен был признать, что даже один слайд презентации, один PDF-файл мог меня выдать, потому что все цифровые файлы содержат метаданные – невидимые тэги, которые вычисляют их происхождение.

Я ломал голову, как разрулить ситуацию с метаданными. Если не избавлюсь от них, переживал я, они могут выдать меня в тот самый момент, когда журналисты расшифруют и откроют файлы. Но также я переживал, что, тщательно избавившись от метаданных, я рискую изменить документы, что вызовет сомнение в их подлинности. Что же важнее: личная безопасность или общественное благо? Может показаться, что выбор несложный. Но мне понадобилось время, чтобы сделать решение. Я выбрал риск и оставил метаданные в неприкосновенности.

Не трогать метаданные мне помог страх, что помимо них все равно остались бы еще своего рода цифровые «водяные знаки», с которыми я бы не справился. Еще одна трудность – убрать с файлов «замок» единственного пользователя. Однопользовательский документ помечен специфическим кодом в расчете, что, если журналисты захотят им воспользоваться, правительство об этом обязательно узнает. Иногда уникальный идентификатор скрывается в дате создания файла, иногда замаскирован в пикселях логотипа, или замаскирован каким-то другим образом, о котором я еще не догадался. Этот феномен должен был меня обескуражить, но вместо этого придал мне смелости. Поначалу технические трудности всерьез понуждали меня отшвырнуть весь мой житейский опыт анонимности и указать себя в качестве источника. Я бы не поступился своими принципами, написав под документами свое имя – и пускай бы меня проклинали за это.

В совокупности все документы, которые я отобрал, уместились на одном диске, который я открыто хранил на письменном столе. Я знал, что теперь документы в полной безопасности – как если бы они были в офисе на работе. Даже еще безопаснее благодаря многочисленным уровням и методам шифрования. Именно в этом и состоит несравненная красота искусства криптологии. Немного математики там, где не справятся ни все орудия мира, ни колючая проволока, – немного математики, чтобы сохранить тайну.

Шифрование

Большинство тех, кто пользуется компьютерами (а в это число входят и представители «четвертой власти), привыкли думать, что четвертое разрешенное нам действие помимо «чтения», «записи» и «выполнения» – это «удаление».