Всю дорогу туда, с автобуса на самолет и снова на автобус Мэриленд – Джорджия, я сидел рядом с одним и тем же парнем. Он был огромным опухшим бодибилдером, весившим где-то между 200 и 300 фунтами[30]
. Говорил он не переставая, перескакивая с того, как он даст по физиономии сержанту-инструктору, если тот будет грубить, на рекомендации по стероидным циклам для наиболее эффективного набора массы тела. Кажется, не заткнулся он ни разу, пока мы не прибыли на тренировочную базу Сэнд-Хилл[31] в Форт-Беннинге, где, насколько мне не изменяет память по прошествии этих лет, песка было не так уж много.Инструкторы приветствовали нас с выражением затаенной ярости и наградили прозвищами, основанными на наших первых шагах с неизбежными оплошностями в соблюдении правил. Как же пропустить, например, столь грубую ошибку, как то, что парень вылез из автобуса в яркой рубашке с флористическим принтом? Многие имена или фамилии тоже нетрудно переделать во что-нибудь более забавное. Так я моментально стал Снежинкой, а мой дорожный спутник – Маргариткой или просто Дейзи, и все, что ему оставалось, – это сжать зубы (посмел бы он сжать кулаки!) и молча пыхтеть.
Как только инструкторы заметили, что мы с Дейзи уже знакомы и он – самый тяжелый во взводе, а я – самый легкий, с весом 56 кг при росте 175 см, они решили развлечься по полной и быстренько поставили меня в пару с этим тяжеловесом. Я все еще помню упражнение по выносу раненого товарища с поля боя: расстояние с футбольное поле и можно использовать разные методы типа «волочение с захватом за шею», «пожарный» и особенно уморительный – «вынос невесты». Когда я пытался нести Дейзи на руках, меня из-за его туши не было видно. Он, казалось, плыл по воздуху, хотя я под ним потел и ругался, стараясь протолкнуть его гигантский зад за линию ворот, прежде чем рухнуть наземь. Тогда Дейзи вскакивал, взваливал меня себе на шею, как мокрое полотенце, и начинал бегать вприпрыжку, словно дитя, выросшее в лесу.
Мы все время были грязные, все время у нас что-то болело, однако через несколько недель я был в лучшей физической форме за всю мою жизнь. Худощавое сложение, которое я раньше воспринимал как наказание, скоро превратилось в преимущество, поскольку очень многое из того, что мы делали, представляло собой упражнения с собственным телом. Дейзи не мог лазать по канату, а я в один миг взбегал вверх, как бурундук. Он мучился, поднимая свой невероятный торс над турником, чтобы выполнить хотя бы минимум подтягиваний, а я мог подтянуться в два раза больше норматива одной рукой. Он с трудом отжимался от силы раз-другой, проливая пот, а я это выполнял с хлопками между отжиманиями, а то и с упором только на большие пальцы рук. Когда мы сдавали двухминутный тест на отжимание, меня останавливали раньше времени, чтобы не превышать норматив.
Куда бы мы ни шли, мы маршировали – или бежали. Бегали мы постоянно. Мили и мили до приема пищи, мили и мили после! Бежали по дорогам, полям и беговой дорожке, а сержант при этом громко отсчитывал шаги, выкрикивая вирши наподобие таких:
Бежать строем, повторяя слова речевок, – это умиротворяет; твое «я» находится как бы вовне. В ушах стоит гул десятков мужских голосов, эхом вторящих твоему крику, вынуждая тебя неотрывно следить за движением ног бегущих впереди тебя. Совсем скоро ты перестаешь о чем-то думать, а просто мысленно ведешь счет, в то время как твое сознание переплавляется в сознание неприметного рядового, занятого только тем, как ставить ногу и бежать милю за милей вместе со всеми. Я бы назвал это состояние безмятежностью, если бы оно не было таким беспросветным. Скажу иначе: я был бы в гармонии с собой, если бы не был таким усталым. Именно этой цели и добивалась армейская подготовка. Сержант-инструктор не получит своей оплеухи не столько из-за страха «дающего», сколько из-за его переутомления: не стоит тратить силы зря. Армия создает бойца, прежде всего обучая его сражаться «за пределами себя»; измотанного настолько, что появляется безразличие ко всему прочему, кроме готовности выполнять команды.