Оказывается мы приехали в один из новых кварталов на окраине города. Оглядывая строй одинаковых многоэтажек, я не сразу замечаю Мишу. Друг стоит у одного из подъездов ближайшей девятиэтажки и… курит. Не поверив глазам, я прикрываю их, но через секунду снова открываю веки.
Он курит. Мой некурящий Медведь курит.
Мне курить не хочется. Мне сейчас вообще ничего не хочется. Привычный мир утратил свою силу и в права вступило какое-то чёртово непонимание, причём всего и сразу.
Вот точно я дура.
И возможно Миша именно сегодня это понял. Разглядел во мне дуру и решил от меня избавиться. Но поскольку он сам то не дурак и хороший человек, то теперь не знает как по мягче послать меня на хер. Вот и переживает.
Вздрогнув от такого умозаключения, я ужасаюсь новым граням настоящего. В новом мире я даже любимому другу на хрен не нужна. Он понял с кем имеет дела. Прозрел.
Надо ему помочь.
Дрожащими руками я сгребаю вещи и выхожу из машины. Не глядя в сторону друга, я начинаю движение в противоположную от города сторону. По фиг куда идти лишь бы избавить Решетникова от обузы.
— Маша! — раздаётся сзади Мишин голос, но шагов позади я не слышу.
— Маша, твою мать! — довольно грубо продолжает окликать меня Миша и я затормаживаю от шока.
Значит и так ты можешь говорить со мной Миша. Какой будет следующий шаг?
Не удержавшись, я оборачиваюсь и вижу как друг быстро идёт в мою сторону. Подходит и останавливается в паре метрах.
— Ты куда собралась? Может хватит уже…
Чего хватит друг не договорил, потому что из кармана его куртки раздаётся трель звонка. Раньше Миша посмотрел бы на телефон и сбросил: он крайне редко отвечал при мне на звонки. Но тут… он взглянул на экран и сразу ответил.
— Слушаю… Да… Мне это не интересно… Совсем. Я говорю как есть, а не грублю тебе…
Я смотрела на Мишу и снова его не узнавала. Так пренебрежительно и грубо он просто не умел говорить. Сейчас он был похож на Арсения. Даже тембр одинаковый.
Нет. Нет. Нет. Я больше так не могу.
Господи, мне не нравится новый мир, я его не заказывала. Я его не заслужила!
Хочу назад. К грубияну дядьке, бесхребетной тётке, к любимому другу и к мечтам о большой любви Арсения.
Хочу вернуться в первое января и всё переписать. Зачеркнуть. Нацепить на глаза самые розовые очки и наконец выдохнуть.
Ну, пожалуйста!
Глава 19
— Эту квартиру подарил мне дед на восемнадцатилетние, — отстранённо говорит Миша, когда мы поднимаемся на второй этаж одной из многоэтажек, — там ничего не переделывали после застройщика… Пока так поживи.
Решетников держится холодно и сухо, но когда он открывает замок, я замечаю как сильно дрожат его пальцы. Наверное продрог, как и я. Только мёрзла я, в отличие от друга, не от январского мороза. Меня холодило Мишино отношение, да и мир в целом теплом не делился. Видно кто-то сверху решил засыпать мою жизнь ледяным дождём. Думают, что я и это выдержу. Ни фига! Я не выдерживаю, я вымерзаю без теплых слов и дружеских объятий.
— В квартире нет мебели, кроме надувного матраса и тумбы под раковину в кухне.
Я прохожу в открытую дверь и растерянно осматриваю пустынную жилплощадь, которую друг мне так безразлично презентует.
Белые стены, безликое эхо, бедность зимнего света из окон без занавесок…
Мы с квартирой подходили сейчас друг другу. Словно она была моим отражением, но только не живым… Хотя живой я могла себя сейчас назвать с большой натяжкой. Скорее я была полуживой — жила прошлым и увядала в настоящем.
— Душевая кабина рабочая. В кухне есть маленький холодильник — продукты привезу… И посуду тоже.
Стоя в дверях единственной комнаты, я следила за другом и в который раз не узнавала его. Миша или резко изменился, или был таким, а я не замечала?
Ну, нет. Он точно был другим.
— Вечером заеду в супермаркет и привезу тебе всё необходимое. Ты голодная?
— Нет, — слишком быстро отвечаю я, а сама в этот момент чувствую, что пустой желудок готов прирости к рёбрам.
— Тогда я поеду. Дел много.
Мне хочется попросить Мишу взять меня с собой в магазин. А потом он бы мог пригласить меня в нашу любимую пиццерию. Любимая пицца карбонара и сладкий кофейный коктейль с пенкой возможно и не сблизил бы нас вновь, но точно заставили бы друга вспомнить наши посиделки за пиццей…
Но Решетников не предложил мне поехать с ним, а я не решилась на просьбу. Рядом с ним я превратилась в неуверенную трусиху. Словно со мной был не мой Медведь, а Арсений.
— Миш… — вырывается из сухих, склеенных молчанием губ и друг замирает на пороге. Он не оборачивается и не спрашивает о чём хочу спросить. Миша просто стоит в дверях. В немом ожидании.
— Спасибо, — единственное слово, которое наконец выталкивается из моего рта и Решетников резко разворачивается.
На мужском лице замирает горькая улыбка.
— За что благодарности, интересно знать?
— Ну-у… за всё, — обхватив себя руками, чтобы согреться, отвечаю я.