Она улыбнулась, но когда он коснулся ее лица, сразу стала серьезной.
— Пойми, она нам не может помешать. Я сделал все, чтобы она поняла, что эта связь — в прошлом.
— Рада эта слышать.
Дальнейшей беседе помешал негромкий стук.
— Ленч готов! — окликнула Бел, как оказалось, не забывавшая о своих обязанностях дуэньи.
Джорджи не удивилась, что им с Йеном разрешили провести немного времени наедине. Ее родственница, казалось, была исполнена решимости принять на себя роль свахи.
— Спасибо. Мы сейчас придем, — отозвалась она.
— Так что ты хочешь, Джорджиана? — откровенно спросил Йен.
Она легко сжала его руку.
— Всего лишь не желаю торопиться. Думаю, нам троим — мне, тебе, Мэтью — нужно больше времени, чтобы лучше узнать друг друга.
— И сколько времени тебе требуется?
— Похоже, тебе не нравится мой ответ.
— Я не собираюсь ждать вечно! — раздраженно пробурчал он. — И не играю в подобные игры.
— Это не игра! Я только что объяснила, что чувствую.
Йен подался к ней и поцеловал в щеку.
— Две недели! — постановил он. — Потом я ожидаю услышать ответ.
— Йен!
— Пойдем?
Он поднялся и показал на дверь.
Тяжело вздохнув, она пошла к двери и кивком разрешила Йену сопровождать ее.
Они молча покинули музыкальный салон. Но мысли Джорджи были в смятении: она никак не могла понять, почему до него так трудно достучаться.
— Расскажи, каким ты был в детстве, — неожиданно попросила она.
— Зачем?
— Пытаюсь представить тебя в возрасте Мэтью. Ты, наверное, был очаровательным ребенком.
— Естественно, — протянул он. — Но мне не о чем рассказывать.
— Не может быть!
— Я уже родился взрослым, разве не знаешь?
— О, Йен, пожалуйста, хотя бы одну маленькую историю! Я же говорила, что хочу больше о тебе знать! Подробности, пожалуйста!
— О, так и быть! — промямлил он. — Возраст Мэтью? Так вот, когда я был в возрасте Мэтью, решил подарить матери букет цветов.
Они прошли по широкому мраморному коридору к винтовой мраморной лестнице.
— Я был так доволен собой! Сам нарезал цветов, принес в дом в уверенности, что мать обрадуется: по какой-то причине она всегда выглядела грустной. Но, к моему изумлению, она, взглянув на мой подарок, упала в обморок. А меня отослали в детскую без ужина. Вот был скандал!
— Но почему? — ахнула Джорджи.
— К сожалению, оказалось, что я оборвал все цветы в призовом саду матери. В своем энтузиазме я буквально его уничтожил.
— Бедный мальчик! — со смехом посочувствовала Джорджи.
— Ах, дорогая, я вырос в доме, где любовь и нежность были не в цене.
— Похоже, что так! Но это можно исправить, — сообщила она.
— Каким же образом?
— Начать с малого. Я могу сделать так, что наш ленч начнется с десерта.
— И ты способна на такое? — уточнил он, притворяясь шокированным.
Приподнявшись на носочках, она прошептала ему на ухо:
— Но ведь ты сделал то же самое для меня.
Его левая бровь взлетела вверх.
Она прикусила губу, глянула исподлобья и снова потянула его за руку.
Она ему нужна.
В этом нет сомнения.
Ах, Джорджиана! Что ему делать с этим созданием?
Но ее просьба дать ей больше времени запала ему в душу. Он почти не знал Кэтрин до свадьбы. Если бы он настоял на чем-то большем, чем несколько мимолетных встреч в присутствии родных и дуэний, может, скорее разгадал бы истинную сущность этой чопорной богатой наследницы.
С другой стороны, он твердо намеревался получить ответ в течение двух недель, поскольку при ведении переговоров всегда плохо, когда одна из сторон слишком тянет с принятием решения. Это всегда было признаком каких-то затруднений. А то и прямого отказа.
Он хотел заключить этот союз, скрепить сделку, подписать договор. Но если она начнет тянуть время, значит, не хочет этого брака, что, в свою очередь, означает необходимость разрыва. Ему и сыну не нужна еще одна женщина, которая не хочет быть с ними.
Все это уже было.
Дни шли, и он очень старался не выглядеть властным. Ради Мэтью и Джорджи он показывал, что тоже может идти на уступки. Она не оставила ему выбора.
Очевидно, у этой женщины были свои мысли относительно того, какими должны быть их отношения, и он был достаточно заинтригован, чтобы следовать за ней.
Временно свободный от обязанностей в министерстве иностранных дел, Йен решил завоевать Джорджи.
Ни он, ни Мэтью раньше не были знакомы с подобными женщинами. Никогда раньше они не знали такого тепла и простой радости. Джорджи обладала талантом наслаждаться каждым моментом и делилась этим даром с обоими. Быть с ней — все равно что идти по рынку пряностей, полному незнакомых сокровищ, экзотических приключений, немного опасных приманок и резких, неизведанных доселе ароматов, имевших способность вселять энергию и жажду жизни. Она шла по жизни танцуя, с чувственным восторгом, околдовавшим его.
Хотя в его душе происходили легкие перемены, иногда из темных глубин поднималась неловкость, стремившаяся уничтожить обретенную радость напоминаниями о черных тайнах, которые ему приходилось скрывать. Но впервые в жизни Йен отказывался думать об этом. Слишком долго обременял его моральный груз, отделяя от всего мира. Даже самые дорогие люди не знали всей правды, и, видит Бог, никогда не узнают.