Ее город

А кому вообще сейчас легко? На всем белом свете только одну Фэн Чунь обидели? Сестрице Ми стало смешно. Закат постепенно затухал, на улице зажигались фонари. В лавке опять наступило оживление. У прохожих, которые долго бродили по магазинам, на обуви осел слой пыли, а если кто-то ужинал в придорожной шашлычной или какой-нибудь забегаловке, то на ботинки и туфли могли попасть капли соуса или жира, и они требовали чистки. Только в начищенной до блеска обуви не стыдно пойти в бар. Бары снова открылись в Китае двадцать с лишним лет назад благодаря «политике реформ и открытости». А так это чужая культура, не всем удавалось приспособиться к ней. Раньше в подобных заведениях сотрудники пахали в поте лица, но закрывались они чаще, чем открывались. Однако иностранцы упорно двигались к своей цели, не пытаясь получить все и сразу, они не боялись торговать себе в убыток для привлечения покупателей. Но им пришлось ждать, пока вырастет целое поколение. Поколение, которое в детстве водили по «Макдоналдсам» и KFC, плавно перекочевало в бары — совершенно логичный шаг, их даже не приходилось завлекать рекламой. Именно туда поздними вечерами отправлялись молодые люди, которые наводняли уханьские улицы и теперь следили за модой. Да и для романтического свидания не было более подходящего места. Иностранцы ничего особенного при открытии баров не придумывали: главное — чистое помещение с тихой музыкой, свечами, цветами, зелеными растениями в горшках, наполненное сильным ароматом свежесваренного кофе или же недавно испеченного хлеба. Заявившись в такое заведение в грязной обуви, вы со стыда сгорели бы.

Вдобавок в Ухане развернулось интенсивное строительство, тысячи объектов возводились одновременно, пыль стояла столбом днем и ночью. Неудивительно, что бизнес сестрицы Ми процветал. Обуви у людей теперь целая куча, но они обленились и даже кроссовки не хотели сами стирать. Ученики средней школы № 1, расположенной по соседству, приносили кроссовки, кеды и даже сандалии в лавку сестрицы Ми. Это элитная школа, и если ребенка сюда зачислили, то родители потуже затянут пояса, но потратят все деньги на свое чадо. А дети обманывают, причем все. Они постоянно где-то тусуются: один зависает в интернет-кафе, другой относит стирать кроссовки, но правду они родителям не говорят, наврут с три короба о том, что недоедают, в итоге родители места себе не находят. Взрослые даже представить себе не могут, на что идут их отпрыски в погоне за модой. Парни все с ног до головы одеты в бренды, а девчонки похожи на фей: они красят ногти на ногах красным лаком, тайком от родителей носят туфли на высоких каблуках и даже оставляют этот самый лак и модную обувь на хранение в лавке сестрицы Ми, куда прибегают переобуться. Было бы странно, если бы дела в лавке шли плохо.

Когда сгущалась ночь и ярко вспыхивали огни, клиенты стекались толпами, спеша первыми почистить и привести в порядок кожаную обувь. Многие знали хозяйку и по-свойски обращались к ней «сестрица» в надежде, что их обслужат поскорее. Сестрица Ми обещала, устраивала, утешала. «Да-да, сейчас! Мы немедленно сделаем вас красивыми!»

Истинная радость — когда в тебе отчаянно нуждаются, это делает жизнь интересной. Радость — цементирующая сила. Человеку радостно видеть чье-то счастливое лицо. В такие минуты сестрица Ми занималась своим делом с энтузиазмом и готова была расцеловать каждого, словно старого земляка: в ее лавку хотелось войти даже тем, кому не требовалось чистить обувь. Отлично. Сестрице Ми это ужасно нравилось. Но радоваться по-настоящему — вовсе не то же самое, что притворяться радостным, людей привлекает лишь истинная радость; притворяясь, ты наклеиваешь на лицо фальшивую улыбку, просто чтобы привлечь посетителей. Пока Фэн Чунь горько рыдала в подсобке, размазывая сопли, сестрица Ми продолжала запихивать в свой кошелек хрустящие банкноты с улыбкой, распустившейся на ее лице, словно весенние цветы.

По мере того, как прибывали клиенты, росло и воодушевление сестрицы Ми. Она раскраснелась и с сияющим лицом уселась перед воротами, словно вся улица — их общий дом. Она приветствовала клиентов, здоровалась с соседями, с хозяевами окрестных магазинчиков, громко перешучивалась и чувствовала себя как рыба в воде. Мимо проехал знакомый таксист, притормозил и высунул руку из окна. Сестрица Ми тут же дала ему сигарету.

— А чего не прикурила? — спросил таксист.

— Сам давай!

— Если бы я хотел прикуривать, то зачем бы стрелял у тебя сигареты? Лучше бы, наоборот, тебя угостил.

Сестрица Ми даже не улыбнулась ему, но лицо ее осветилось от тайной радости. Она достала новую сигарету из портсигара, поднесла к губам, опустила голову, чтобы прикурить, а потом сунула водителю.

— Хорошие сигареты! — воскликнул он.

— Да ну, гадость!

— Если я тебе клиента не привез, то меня и за человека считать не надо?

— Ну, у меня тут не публичный дом, зачем мне привозить клиентов? Сигарету я тебе зажгла, потому что по примеру Лэй Фэна^[14] учусь делать добрые дела. А то вдруг ты, пока будешь прикуривать, еще собьешь кого по неосторожности.