Ее худший кошмар

Взгляд Эвелин упал на папку с делом Энтони Гарзы. Наверное, зря она перевела его сюда. И не потому, что Гарза не согласен с ее решением. Просто ей совсем не хотелось иметь с ним дело — хватит с нее того, что случилось в последние дни. С другой стороны, откуда ей было об этом знать, когда она договаривалась о его переводе?

— В принципе, да, я намерена работать в обычном режиме, главным образом потому, что убеждена в важности того, чем я занимаюсь. — Она придвинула себе папку с делом Гарзы и открыла. Сверху лежало письмо, которое она написала его последней жене. — Что-нибудь слышно от Кортни Лофленд?

— Это кто такая?

Эвелин показала Пенни копию письма.

— Последняя жена Гарзы.

Пенни покачала головой.

— Пока ничего не приходило.

Может, оно даже к лучшему, подумала Эвелин. В нынешней ситуации она не осмеливалась никуда уезжать, — даже на несколько дней, сколь важным ни было бы это интервью. Ей почему-то казалось, что, если она не останется в Хиллтопе, чтобы защитить свое детище, она наверняка его потеряет. Нет, она не позволит Джасперу или кому-то другому отнять у нее больше, чем она уже по-теряла.

— Сообщи мне, если что-то придет, — сказала она Пенни, закрывая папку. — А пока уточни мой график и найди в нем время, которое я могла бы уделить нашему новому обитателю.

Пенни сделала брезгливую мину.

— Этот Гарза всем противен.

— Он, конечно, это заслужил, но с другой стороны, вдруг он поможет нам узнать что-то новое и важное?

Пенни зажала кружку с кофе под мышкой, чтобы стащить рукавицы.

— Как часто вы намерены с ним встречаться?

— Через день.

— Начиная с какого дня?

Может, ей не стоит торопиться? Он все равно никуда не убежит.

— В этом месяце я слишком занята. Пусть обживется тут у нас пару недель. Внеси его в мой график на февраль.

— Если он нужен вам раньше, его можно записать на время Хьюго Эвански.

— На время Хьюго?

— После вчерашнего вы ведь больше не будете с ним встречаться?

Нет. Она ему так и сказала. Но это значит, что она должна найти ему другого психотерапевта. Она же не знала, к кому обратиться. Только не к Фицпатрику. Даже если он уже регулярно встречается с Хьюго в каких-то своих целях — что освобождало его от проведения сеансов общей терапии, — он вряд ли захочет взять чужого пациента, тем более что вину за случившееся он полностью возложил на нее.

В кабинете напротив зажегся свет. Народ подтягивался на работу.

— Доктор Тэлбот?

Эвелин вновь переключила внимание на свою помощницу. Может, лучше не тянуть резину? Вдруг у нее получится утихомирить Гарзу и тем самым решить хотя бы одну проблему?

— Это сработает. Поставь его в мой график вместо — Хьюго.

— А кто возьмет Хьюго? — спросила Пенни.

— Я сообщу тебе позже.

Пенни засунула рукавицы в карман.

— Это все бесполезно.

— Что именно? — уточнила Эвелин.

Пенни обвела рукой кабинет, как будто указывала на всю тюрьму.

— Все. Вся ваша работа и самопожертвование.

— То есть ты согласна с теми, кто утверждает, что мы так и не научимся лечить психопатов?

— Я к этому склоняюсь. По крайней мере, я ни у одного не заметила никаких улучшений.

— Пойми, Пенни, то, к чему я стремлюсь, невозможно достичь за три месяца.

— Что, если времени у вас просто не будет? Вдруг нас всех в ближайшие несколько дней убьют?

— Новых смертей не будет, это я тебе обещаю. — Боже, как же ей хотелось в это верить! Она даже вышла из-за стола и пожала плечо своей помощницы. — Главное, никуда не ходи одна.

Рассчитывая выскользнуть из административного здания пораньше, чтобы не столкнуться ни с кем из коллег, Эвелин взялась собирать папки. Обойдя свою юную ассистентку, она поспешила к двойным дверям, что вели в тюремный корпус. И едва не столкнулась с Расселом Джонсом, стремительно вышедшим ей навстречу.

— Ой, извини! — воскликнул он, когда она в последний миг успела отступить в сторону.

— Ничего страшного. — Эвелин взялась за ручку двери, но он ее остановил.

— С тобой все в порядке?

— Да, лишь немного опаздываю. — Она ждала, когда он отступит в сторону, вместо того, что загораживать ей дорогу.

— Фицпатрик рассказал мне вчерашнюю историю с Хьюго. Прими мое искреннее сочувствие. Это просто хрень какая-то.

Если Фицпатрик был жуткий педант во всем, то Рассел был его полной противоположностью. Сейчас на нем была рубашка в клетку — с галстуком! — и мятые брюки. Залысины не давали определить его возраст, но Эвелин видела его личное дело. Ему было всего двадцать восемь — самый младший член их команды. Она всегда старалась симпатизировать ему. Своими круглыми, чуть обвисшими щеками он напоминал ей сенбернара — забавная ассоциация, если учесть его мрачный взгляд на жизнь.

— Что заставило тебя поверить ему? — спросил он. В его голосе слышался упрек.

В попытке приуменьшить значимость случившегося Эвелин выбрала легкомысленный тон.

— Сам знаешь, как это бывает. Порой мы слишком легко проникаемся симпатией к этим парням.

— Я бы не сказал, — возразил он. — Например, мои меня порой пугают.