Ее крестовый поход

Иден ночами молилась за мужа. Временами, когда совсем уж одолевала необходимость поддерживать благосостояние шестисот акров земли и ста двадцати душ, она давала волю слезам, не зная толком, о чем она плачет — о том ли, что его нет с ней, о том ли, чтобы он вернулся, или просто о том, что ему пришлось оставить семью. Уже было и еще будет много таких ночей. Но сидеть и смотреть на огонь, согревая воспоминаниями застывшее сердце, как женщина втрое ее старше, — это не для нее. Всего двадцать лет жила она на свете и была дерзкой, яркой и быстрой, как солнечный луч. Ее тело и душа взывали к освобождению от тягостной епитимьи, наложенной на нее непонятно за какие грехи. Почему она не может танцевать, бегать, заниматься любовью, рожать детей — жить полной, бьющей через край жизнью, какой живут другие женщины? Судьба распорядилась так, что она стала смотрительницей и экономкой, судьей на своих землях, управительницей в своем поместье, но она не была больше женщиной, скорее, неким неизвестным созданием, собственным бесполым двойником. Она не думала, что продержится еще долгое время. И, как не раз уже поступала она в эти одинокие вечера, — Иден, отослав сервов, попыталась пробудить свои чувства музыкой. Она училась играть на лютне с тех пор, как услышала от пилигрима, как восхищаются этим искусством дамы при дворе королевы Элеоноры. Раньше отец частенько обещал ей, что в один прекрасный день она отправится в Винчестер или Лондон и своими глазами увидит чудеса придворной жизни Плантагенетов, но время шло и шло, а обещание так никогда и не исполнилось. Может быть, когда-нибудь, после возвращения Стефана.

Она нежно коснулась тонких струн своего инструмента, лаская округлую деку любящими руками. "Мой любимый уехал в Иерусалим", — пела она, стараясь сдерживать предательскую дрожь в голосе. Она допела куплет и наполнила свой бокал до краев кипящим медом из чаши, стоявшей на камине. Мед был приправлен драгоценной корицей — ее привез сэр Годфри, ее отец, из второго Крестового похода; столько лет прошло, а она до сих пор не потеряла свой аромат. Иден заворачивала корицу в листья и хранила ее в коробке с плотно закрывавшейся крышкой. Выдержанный мед превращался в метеглин — волшебный напиток короля Артура и его рыцарей, бальзам для старых костей и угрюмого нрава.

Она наблюдала, как вспыхивают язычки пламени и летят искры, рассылая по длинной комнате безымянные отряды трепещущих теней, что карабкались по стенам, скрывались за скамьями, толпились на столе, за которым леди Хоукхеста ужинала сегодня в полном одиночестве. Зал был великолепный, с высоким сводом, устроенный для пиров, танцев и веселья друзей и соседей; большой очаг и изысканный камин являлись предметом зависти всего графства Кент. На стенах висели гобелены, а на сиденьях лежали подушечки, набитые шерстью. На кухне имелась хорошая оловянная посуда, которая подавалась на стол, внизу в сводчатом подвале, — хороший выбор французских вин. Но сейчас Иден физически ощущала пустоту громадного зала.

Она дьявольски устала, сегодня ей пришлось проскакать двадцать миль до дома еврея Исайи, чтобы договориться о новой ссуде в обмен на шерсть следующего года. Он достал ей деньги, но проценты выросли, и она пока не знала, где найти средства, чтобы покрыть долг, но найти их было необходимо.

Она задремала, смутно осознавая, что выпила больше, чем обычно. Голова ее свесилась набок, уперлась в украшенную резьбой высокую спинку стула; погружаясь в сон, она почти не слышала шума бури снаружи: ветер дул с неистовой силой, дождь немилосердно хлестал съежившуюся от холода землю, заливая водой канавы и рвы, терзая соломенные крыши фермы, превращая дороги в реки. Эта ночь была не для поездок. Однако, пока Иден спала, по почти неразличимой тропе к Хоукхесту двигался на измученных лошадях отряд всадников, одетых в толстые плащи и тяжелые сапоги. Предводитель, низко нагнувшись в седле, то и дело оборачивался, чтобы подбодрить своих спутников, и разражался проклятиями, когда его конь спотыкался на размытой дороге.

— Еще немного, ребята! Скоро мы будем дома и просохнем! И помните — ни звука, понятно? Мы устроим сюрприз леди Иден! Буря скроет наше приближение, пока мы не вступим на порог!

Его смех подхватил ветер, и он пришпорил своего коня.

Итак, пока леди Хоукхеста спала в огромном холле, облако черных теней приближалось к ней вместе с бурей. Она не пошевелилась, когда открылись широкие тяжелые ворота, и не проснулась от неожиданного возгласа, донесшегося из подвала, где укрывались от непогоды сервы и слуги; она не слышала, как предводитель промокшего и уставшего отряда отдавал отрывистые приказания, которые немедленно исполнялись, и как его оруженосцы прокрадывались, словно призраки, через тихие комнаты, отправляясь выполнять возложенные на них поручения.