— Клянусь кровью ран Христовых! — Анжуйский недуг сдавил Ричарду горло. — После того, как итальяшка извалял свое знамя в грязи, ты это знамя подбираешь? Теперь меня будут травить собственные командиры? Клянусь Богом, это чересчур! Я не отдам такого приказа! Оставь их в покое, де Жарнак... пусть берут то, что находят. А если речь идет об изнасилованиях, прошу прощения, леди... то найдется достаточно шлюх, чтобы удовлетворить их похоть. Не думаю, что многих девственниц пронзят их клинки.
Иден возненавидела его, вспомнив о маленьком неподвижном теле в луже крови.
— Это принесет вам дурную славу, милорд, — решительно заявил Тристан. — Когда-нибудь несдержанность короля должна, стать причиной его падения.
Ричард тяжело посмотрел на него. Де Жарнак стал слишком много себе позволять.
— Подними мой меч, — приказал он.
Тристан видел меч, лежавший в пыли, но не пошевелился. Иден подсознательно поняла, что он не выполнит приказ. В мгновение ока она слетела со своего сиденья и подняла меч; отдавая его Ричарду, она изобразила невинную улыбку:
— О мой сюзерен, какой же он тяжелый! Я не могла поверить, когда мне рассказывали о его грозной мощи. — Она зябко поежилась. — Как страшен должен быть его удар.
Ричард только что-то проворчал, взвешивая в руке широкий клинок. Он взглянул на девушку с подозрением. Но нет, это только женская глупость. Де Жарнак подождет — Ричард никогда не забывал о возмездии тем, кто осмеливался ему перечить. Вложив меч в ножны, он потребовал доспехи и коня. Он отправлялся навестить больного. Надо посмотреть, удастся ли вдолбить хоть немного здравого смысла в протухшую лысую башку этого одноглазого стервятника Филиппа.
Тристан, прищурившись, проводил взглядом своего господина.
— Какая муха его укусила? — поинтересовался он. Когда Ричард гневался, он был склонен к необдуманным действиям, что было особенно опасно, пока существует договор.
— Это Леопольд Австрийский, — со вздохом ответила Беренгария. — Герцог Австрийский водрузил свои знамена на крепостной стене рядом со знаменами Ричарда и короля Филиппа, словно претендуя на равную долю в победе. Ричард впал в ярость, ибо Леопольд, который командует лишь несколькими германскими отрядами, не может считаться победителем наравне с другими, чье участие неизмеримо больше. Знамя было сорвано кем-то из людей Ричарда, и герцог в знак протеста покидает Акру.
Иден подумала, что такая реакция вполне в духе Ричарда.
Ситуация еще больше прояснилась, когда Тристан добавил:
— Равная доля в победе означает равную долю в добыче. Ни милорд Ричард, ни король Филипп не могут на это согласиться. — Он резко провел рукой, взъерошив волосы. — Но почему, ради всего святого, король не может уладить такие вопросы за столом переговоров? Зачем ему наживать еще одного врага?
— Леопольд Австрийский не обладает могуществом вне пределов своих земель, — нерешительно предположила Беренгария. — Здесь он не сможет причинить Ричарду зло, — Вдруг голос ее изменился, сделавшись более серьезным: — Скажите, сэр Тристан... что касается грабежей...
— Да, ваша светлость? — Этот вопрос требовал немедленного решения, хотя теперь ему было так приятно любоваться игрой света на золотых волосах Иден.
Беренгария все еще колебалась, но затем спросила:
— Не могу ли я отдать вам приказ остановить их? Я не хочу, чтобы на наши руки пала кровь христиан.
Тристан почувствовал растущее уважение к этой маленькой, хрупкой женщине. Он мягко проговорил:
— Если я ослушаюсь своего повелителя, меня вздернут рядом с теми, кого повесил я сам... но, вероятно, кое-что я смогу сделать... Мне поручено наблюдать за восстановлением города, и я могу отрядить для этого столько людей, сколько сочту нужным. Я отдам приказ, чтобы все, замеченные в грабеже, силой направлялись в мое распоряжение.
— Отлично, сэр Тристан. Сам Ричард поблагодарил бы меня, будь он сегодня в ладу с самим собой.
Беренгарии кажется, что муж ее подвержен болезненным приступам, подумала Иден. Она не видит или не хочет видеть то зло, которое присуще ему. Но кто из нас видит дурное в любимых людях?
Неожиданно ей пришло на ум, что она сама может оказаться в неловком положении перед Тристаном. Ей не хотелось задерживать его, но она чувствовала бы себя свободнее, если бы он узнал об утреннем происшествии.
Когда она рассказала ему о случившемся, то, как и ожидала, увидела гнев в его глазах. Однако не в свой адрес.
— Вам следовало взять побольше охраны, — просто заметил он. И потом продолжил более жестко: — Мы многим обязаны маркизу Монферратскому. Похоже, он единственный человек, который беспокоится о том, как проходит это беспутное освобождение. Прошу прощения, ваша светлость, — добавил он, обращаясь к Беренгарии, закусившей губу, — но как вы сами заметили... милорд Ричард теперь не в себе.