– Но вы же сказали, что следы на снегу… – начал Макс и угас.
– А я что, говорил, что они были вашего размера? Ни о чем таком я не упоминал. Это все ваши домыслы, Максим Петрович. Домыслы, и больше ничего.
Макс хотел выругаться, но тут его накрыло с головой странное чувство. По природе он был циник, и чувство это оказалось для него внове, но пришлось, все-таки пришлось с ним считаться.
– Знаете, – с восхищением проговорил Макс, – вы… вы… Нет, я лучше промолчу.
Все еще улыбаясь, он поднялся из-за стола. Ай да капитан, ай да сукин сын! Неужели он все-таки сумеет поймать того, кто убил Евгению? Сейчас, честно говоря, Максу не просто хотелось в это верить – он понял, что Олег Кошкин действительно на это способен.
– Вы возвращаетесь к себе? – спросил его собеседник. – Вот и отлично. Заодно попросите друга нашей писательницы заглянуть ко мне. Есть разговор.
Глава 18
Кирилл
– Во всем признаюсь, во всем каюсь, согласен на пожизненное заключение в рассрочку, – были первые слова Кирилла, когда он переступил порог.
Олег Кошкин прищурился:
– И в чем же вы это признаетесь?
– В том, что я ни в чем не виноват, – ответил Кирилл, еле сдерживая смех. – Никого не убивал, головы не разбивал, таблетки в бокалы не подбрасывал. В общем, если что, я вас предупредил.
– А вы шутник, – заметил Кошкин. – Садитесь.
– Виктория тоже говорит, что она давно бы от меня ушла, если бы не мое искрометное чувство юмора, – объявил Кирилл, присаживаясь напротив капитана. – Кстати, как на этом корабле насчет завтрака? Убийства убийствами, а оставшихся в живых, между прочим, кормить надо.
– Это не ко мне, а к Наталье Алексеевне, – ответил капитан.
– Ага, щас, – хмыкнул Кирилл. – Наталья Алексеевна теперь мамочка Самой Главной Наследницы. Мы ведем себя, как правящая королева, и все ответы цедим исключительно через губу. На мой вопрос, когда будет завтрак, я был послан… в Гонолулу. Надеюсь, Илона Альбертовна подсыпет домработнице от своих щедрот хорошую порцию яда, а то мадам совсем уж стала зарываться.
– А вы не только с юмором, но и исключительной доброты человек, – насмешливо заметил капитан. – Ну что, поговорим о нашем деле?
– А у нас с вами, – заметил бизнесмен в пространство, – никаких дел нет.
– И говорить не о чем? – осведомился Кошкин и достал из кармана распечатку с какими-то данными. Там были обозначены номера телефонов, длительность разговоров и стояли еще какие-то цифры. Часть номеров обведена синей ручкой.
– Что это? – спросил Кирилл, косясь на распечатку.
– Разговоры Евгении Адриановой, которые она вела с мобильного в последний месяц своей жизни, – ответил Кошкин и протянул листок собеседнику. – Узнаете?
– Что именно я должен узнавать? – хмуро спросил Кирилл, не беря распечатку в руки.
– То, что подчеркнуто, – это ваш номер, Кирилл. С тех пор вы позаботились его сменить, но все базы данных, как вы знаете, сохраняются довольно долгое время. Кстати, последний в своей жизни звонок Евгения тоже адресовала вам. Ну что, начнем сеанс признания?
– В чем? – с совершенно отчетливой злостью спросил бизнесмен.
– Почти половина звонков – вам, причем во многих случаях вы не брали трубку. Так что теперь я хочу знать все, что она тогда сказала. Ну, и все остальные подробности тоже.
– Мне надо подумать, – буркнул Кирилл.
– Думайте. Впрочем, я могу позвать Викторию Александровну и задать ей те же самые вопросы.
– Не вмешивайте сюда Викторию, черт бы вас побрал! – выругался Кирилл. – Ей вообще не нужно знать!
– Знать – о чем? Давайте, Кирилл. Чистосердечное признание облегчает следствие. Кроме того, во многих случаях оно также облегчает жизнь. Только не надо пытаться меня убедить, что вы с Евгенией Адриановой обсуждали плюшевых мишек и поэтому созванивались чуть ли не каждый день. Я не поверю.
Кирилл глубоко вздохнул и как бы невзначай покосился на ружье. Олег перехватил его взгляд и выразительно покачал головой.
– Ладно, – проворчал Кирилл. – Короче, я свалял дурака. Я отлично видел, что за человек эта Евгения, но она меня поймала. А отвязаться от нее было ой как тяжело.
– Подробнее, пожалуйста, – тихо попросил Кошкин.
Кирилл засунул руки в карманы и обмяк на стуле.
– Знаете, капитан, я скажу вам откровенно. Если вы спросите Викторию о ее подруге, Виктория скажет, что Евгения была замечательная. Художница, талант, тонкая натура, все дела. А я вам скажу, что она была дрянью, каких поискать. И это я еще стараюсь быть вежливым, заметьте.
– Я оценил, – кивнул капитан.
– Раз уж вы вели следствие, то должны были заметить: с Евгенией никто не дружил. Почти никто. В ее жизни были мужики, которые… ну, тут все ясно. Только две подруги, обе, Виктория и Надя, – с фиг знает каких времен. Они прощали Женьке ее закидоны, потому что верили, что она талантливая. А вообще женщины с ней не дружили, и это, кстати сказать, знак.
– А вы считали, что у Евгении Адриановой не было таланта? – спросил Кошкин.