Ее любили все

Ира совсем сникла. Она была не против того, чтобы хранить память об умерших, но останавливать часы – все-таки слишком. Ей чудилось в этом нечто нездоровое. В поисках поддержки она оглянулась на Кавериных, но те бодро накладывали салат на тарелки. Профессор Свечников разглядывал этикетку на одной из бутылок, старая дама с седыми кудрями о чем-то тихо беседовала с дочерью, секретарь словно растворился в воздухе и, хоть и находился среди гостей, абсолютно ничем не выдавал своего присутствия. Филипп явно скучал и поглядывал на часы, критик хмурился, а убийца-шофер, хоть и силился делать вид, что он тут просто так, то и дело поглядывал на присутствующих, которые, судя по всему, сильно его занимали. Ира заметила, что у шофера как-то подозрительно оттопыривается карман, и похолодела. «Пистолет! Он носит с собой пистолет!» Она обернулась к Максу, чтобы предупредить его, но он встретил ее таким злым взглядом, что слова замерли у нее на губах.

– Берите салат, – посоветовал ей Кирилл, который сидел слева от нее. – Иначе вам ничего не достанется.

Но Ире кусок не лез в горло. Будто сквозь туман, она увидела, как старый писатель поднялся с места. Он обвел взглядом присутствующих и улыбнулся.

– Прежде всего, – начал Адрианов, – я хотел бы поблагодарить вас всех за то, что вы приехали.

– Ну что вы, не стоит, право же, – подала голос Надя.

– Вы все мои друзья, вы все были друзьями Жени, – продолжал Валентин Степанович, и голос его дрогнул. Льющийся из хрустальной люстры электрический свет зажигал в бокалах золотые искры. – И вы все знаете, зачем мы тут собрались. Чтобы почтить память женщины, замечательной художницы, прекрасной жены… – Тут голос его дрогнул сильнее, и внезапно другим тоном Адрианов сказал: – Прости, Женя. Я никогда не умел говорить речи.

Виктория почувствовала, как у нее по спине пробежали мурашки. У нее было хорошо натренированное воображение, и она легко могла представить себе, что таилось за этой оговоркой. Интересно, сколько раз, оставаясь наедине с собой, старый писатель говорил с умершей, звал ее по имени, плакал? У нее сжалось сердце.

– Валентин, – капризно напомнила Илона Альбертовна, – тебе нельзя волноваться.

– В самом деле, – поддержал ее профессор.

– Папа, может, тебе лучше сесть? – жалобно спросила Лиза.

Она думала: «Надо было отговорить его от этой безумной затеи. Но он во что бы то ни стало хотел собрать нас здесь… именно на старой даче, каравелле, как она ее называла… куда она зачем-то ехала в день, когда произошла катастрофа».

– Нет, я постою, – ответил Валентин Степанович и ободряюще улыбнулся дочери.

Он слегка коснулся рукой груди и, сделав паузу, продолжал:

– Я бы хотел предложить тост за Евгению. Она навсегда останется такой, какой мы ее помним… в наших сердцах. Потому что, хотя ее больше нет с нами, пока мы ее помним… пока мы ее помним, значит, не все пропало. И в этот день… – Он махнул рукой, его губы дрожали. – Извините, – совсем тихо закончил он.

Виктория поняла, что он находится на пределе, и поспешила на помощь.

– За Евгению, – сказала она, поднимаясь с места. За ней следом поднялся Кирилл, потом Макс, потом Каверины, потом остальные. Молча выпили вино, дрожавшее в бокалах, и так же молча сели обратно за стол.

Опустившись на сиденье, Виктория бросила взгляд на стоявшие часы. «Видит ли она? Знает ли она, там, где она сейчас, что ее не забыли, что… или это все наши иллюзии, как и бесконечные истории о призраках, о возвращениях, о верности живых тем, кто давно ушел и никогда не сможет все это оценить…»

– Интересно, няня уже уложила детей спать? – вполголоса спросила Лиза у мужа. – Какая-то она бестолковая, по-моему.

– Рано еще, – ответил Филипп. – А про няню ты зря. Хорошая девушка.

– Я ей потом позвоню, – решила Лиза.

Поскорее бы этот вечер закончился, мелькнуло у нее в голове. Они узнают условия завещания отца и разъедутся. Вообще, по правде говоря, можно было бы отлично устроить вечер памяти в Москве, а не тащить всех в эту глушь, откуда до МКАД не меньше часа. Да еще пробки, скверные дороги, гололед, метель, которая никак не хочет стихать…

– Интересно, этот салат с чем? – задумчиво спросил критик, глядя на наполовину опустошенное блюдо, судя по всему, пользовавшееся популярностью у гостей.

– С ядом, – тут же подоспел добряк Кирилл.

– Полно вам, Кирилл, – укоризненно проговорила Надя. – Он с кальмарами.

– Ядовитыми, – предостерег бизнесмен. – Вы что, забыли, что один из нас должен умереть?

– Тьфу на вас, – возмутился Дмитрий Каверин. – Никто не умрет, нас за столом четырнадцать.

– Это будет прорыв в детективном жанре, – хмыкнул критик, накладывая себе большую тарелку ядовитых кальмаров. – Кстати, Вика, если бы ты писала о нас свой очередной дефективчик, кого бы ты убила первым?

– Она пишет детективы, а не дефективы, – угрожающе напомнил Кирилл и сжал вилку, как кинжал.

– В любом случае к литературе сей жанр не имеет ни малейшего отношения. – Критик Подгорный сел на своего любимого конька и, судя по всему, вовсе не собирался с него слезать.