Ее любили все

– Так ты слышал? – пролепетала Лиза. – Папа, папа! Зачем?

– Нет, ты зачем все это говорила? – без всякой злобы спросил писатель. – Зачем после похорон Евгении, в этом самом доме, стоя на лестнице, сказала: слава Богу, что все кончилось и эта дрянь больше не будет здесь распоряжаться? Зачем разрывала мне сердце? Чем я это заслужил? Тем, что захотел пожить для себя? Я так вам мешал, да? Скажи, Лиза: мешал? Почему дети считают, что родители должны делать все так, как хочется им, и никогда не спрашивают, чего же хотят сами родители?

Не отвечая, Лиза упала на стул и разрыдалась. Ее угловатые плечи ходили ходуном.

– Может быть, поговорим о профессоре Свечникове? – мягко предложил Кошкин. – Если в качестве трупа вы подслушивали чужие разговоры, то… – Он поморщился. – Вы ведь слушали и нашу с ним беседу? Да?

– Да, – подтвердил Валентин Степанович. – И из нее я узнал, что он мало того что утаил ее убийство – он не оказал ей помощь. Почему вы не сказали мне об этом раньше, молодой человек?

Кошкин мрачно посмотрел на него.

– Я опасался, что это может вас… слишком сильно ранить, – буркнул он. – Мне бы такое точно не понравилось.

– А, тогда вы меня понимаете, – улыбнулся Адрианов. – Понимаете, почему я его убил. Подарочным сан-маринским клинком из своего кабинета… уже одна эта деталь могла выдать, что я жив. Но я был в такой ярости…

– Как это было, Валентин Степанович? – подала голос Виктория.

– О, деточка, очень просто, – улыбнулся писатель. – Я поймал его и стал обвинять в подлости. Он взвился, начал блажить, что хотел как лучше, что Евгения испортила мне жизнь, что из-за нее у меня был инфаркт, когда я едва не умер… И самое мерзкое было то, как он оправдывался: якобы делал все исключительно ради меня! А ведь до инфаркта меня довела Маша, да, когда я уличил ее… она украла у меня деньги… и она стала кричать, что я старый осел, что Евгения меня обманывает и с тем, и с этим, и все об этом знают и смеются. От нее шла волна такой злобы… просто поразительной, да… для такой молодой девушки… Вот почему Машу так удивило содержание завещания… Но мы, кажется, говорили об Антоне, да? Столько народу я ухлопал в своих книгах, а в жизни… в жизни никак не мог решиться, хоть и знал, что он мерзавец. Так вот, не выдержал я тогда, когда он обвинил меня же в убийстве Евгении. Он нашел, по-моему, в одной из ран осколок и решил, что это кусочек бюста, стоявшего у меня на полке. А я помнил, что Наталья этот бюст разбила. Может быть, конечно, что он не знал… и решил, что я или Илона убили Евгению… Но у меня в глазах помутилось, и я его зарезал. Словом, – задумчиво продолжал Адрианов, – сюжет развивался своим чередом, от убийства до убийства. Но на этой стадии все пошло кувырком, потому что вторым трупом неожиданно стал Антон, а должен был стать Лев, чтобы напряжение, так сказать, не спадало.

Критик выпрямился на стуле.

– Позвольте! – заверещал он. – То есть как?

– Я тебя убить хотел, – равнодушно признался Валентин Степанович. – За ту мерзкую рецензию, которую ты написал на мою последнюю книгу. Уверен, Виктория меня поймет. Наверняка у нее после некоторых случаев тоже руки чешутся… прикончить их авторов.

– Нет, это просто… – пробормотал Подгорный и сник. – Я и подумать не мог, что вам придет в голову такое!

– А, ты думал, что все безнаказанно? – усмехнулся Адрианов. – Что ты будешь оплевывать меня, который тебя же, щенка, вывел в люди, а я стану только молчать и утираться?

– Ничего такого я не думал, – пробормотал Лев. – Мне просто не понравилась ваша книга! Что, теперь за каждый отрицательный отзыв надо расстреливать?

Валентин Степанович сощурился.

– Ладно, побегай пока, – милостиво разрешил он. – Тебе крупно повезло, что вслед за вторым убийством в каравелле случилось третье.

– Вы его видели? – вмешался Кошкин. – Вы видели, как убили Толю?

– Нет, – признался Адрианов. – Я увидел через окно уже лежавшее во дворе тело. Тогда поднялся, вспомнил о вас, о том, как мне расхваливали ваши способности, взял старые ботинки зятя – у нас с ним одинаковый размер, кстати, – и вышел.

– Я не нашел возле тела следов, кроме ваших, – буркнул Кошкин. – Хотя…

– Ну да, – кивнул писатель. – Он лежал возле крыльца, а Наталья крыльцо-то как раз расчистила. Думаю, он стоял на крыльце, хотел закурить, а убийца подкрался сзади, потому и не оставил следов. А я топтался вокруг тела по снегу, потом заметил пистолет и взял его. Не знаю зачем, но подумал тогда, что может пригодиться. Тут мне, честно говоря, сделалось неуютно, и когда я вернулся к себе, то достал бутылку старого коньяка и выпил немного, чтобы прийти в чувство.

Так, подумал Филипп, вот и разъяснилась тайна початой бутылки… Разгадка событий, происходящих в доме, была у них под носом, но никто ничего не заметил. Кроме Виктории, конечно, и то – уже когда все было кончено.

– А ботинки спрятали в пианино? – спросила Виктория. – Как в вашей книге? И я не догадалась!

– Я хотел бы уточнить про мобильники, – подал голос Кошкин. – Их подбросили мне вы? В качестве вызова?