Ее секрет

– Если мы отвезем ребенка в родильный дом, в котором я работаю, то никто и никогда ни о чем не узнает, – бесстрастно заметила Джоан, представляя единственно возможную альтернативу для незамужней женщины с ребенком.

– Я буду знать. – Голос у Лео дрогнул и сорвался. – Я буду знать, что где-то на Манхэттене живет мой ребенок, мой и Эверетта.

О боже! Стоило ей произнести это слово – ребенок, – как ее охватил ошеломляющий приступ любви. За одну волшебную ночь, которую они с Эвереттом провели вдвоем, они сумели зачать ребенка.

– Разве я могу отдать его? – Последнее предложение стало стоном истосковавшейся души, и она поняла, как страстно мечтает о ребенке.

– Ты должна, – прошептала Джоан, усаживаясь рядом и баюкая Лео в своих объятиях. – У тебя нет другого выхода. – Обе ненадолго умолкли, а потом Джоан продолжила: – Ты не откажешься от своего ребенка, – с нажимом заявила она. – Ты просто примешь все меры к тому, чтобы он выжил. А вот если оставишь его себе, то превратишься в незамужнюю женщину с незаконнорожденным малышом, и никто не даст тебе работу и не предоставит комнату. Большинство девушек, которые оставили своих детей себе, закончили тем, что стали проститутками, потому что это единственная работа, которую им удалось найти, а те, кто проявил излишнее упрямство и не пошел этим путем, в разгар зимы оказались на улице вместе со своими детьми, голодные, больные и очень скоро мертвые. – Джоан крепче прижала подругу к себе. – Отдать ребенка – значит выказать ему свою любовь. Я обещаю.

Акт любви, который вовсе не выглядел таковым. От стыда и горечи у Лео перехватило дыхание – ей было стыдно оттого, что она хотя бы на миг задумалась о том, а не отказаться ли от своего дитяти, а горечь была вызвана тем, что если так случится, то она никогда его не узнает; ее ребенок будет называть мамой другую женщину. Она погладила живот ладонью, предлагая своему малышу ту единственную ласку, которую могла дать ему.

– Пребывание в родильном доме стоит дорого. Богатым матерям нужны дети обеспеченных грешниц, а не нищих. – Джоан заговорила сухим и деловым тоном, словно медицинская сестра, решающая медицинскую же проблему. – Поэтому ты не можешь отправиться туда, чтобы родить там. Но мне уже приходилось принимать роды. Я знаю, как и что нужно делать. Ты родишь прямо здесь. Я расскажу о тебе леди, которой принадлежит родильный дом, и заверю ее в том, что ты не заразная нищенка. Я уверена, что она возьмет ребенка.

Лео знала, что должна согласиться. Разве был у нее иной выбор? Она только что поклялась, что не станет делать аборт. Джоан была права; если она оставит его, то вскоре и она, и ее дитя окажутся на улице, и разве сможет малыш пережить это? Больше всего на свете Лео мечтала о том, чтобы ее кровиночка ни в чем не нуждалась.

Словно угадав, о чем думает Лео, Джоан сказала:

– Это единственный способ обеспечить его безопасность.

– В таком случае, я согласна, – грустно произнесла Лео. – Мне ненавистна одна только мысль об этом. Но я сделаю так, как ты предлагаешь.

* * *

Наступили выходные. Лео вышла из пансионата. Она приняла решение. Ребенок должен был появиться на свет примерно через семь месяцев. Месяца через четыре-пять ей придется залечь на дно. Следовательно, за оставшееся время она должна разработать и изготовить несколько образцов косметики, чтобы предложить их универсальным магазинам.

Она зашагала вверх по Бауэри и свернула на Пятую авеню. Здесь она принялась методично обходить каждую улочку делового и торгового центра, высматривая аптеки и спрашивая у хозяев, не может ли она за плату воспользоваться во время выходных их лабораториями, размещенными, как правило, в задних комнатах.

Судя по тому, что она видела в Нью-Йорке, за деньги здесь можно было купить все. Повара в китайских ресторанчиках, готовившие димсамы, сдавали внаем углы в чайных домах, тележки с яблоками соперничали друг с другом за место на тротуаре, у портновских мастерских теснились лотки с сигаретами и содовой, а однажды она увидела, как в одной комнате мирно соседствовали брадобрей и дантист, словно стрижка и удаление зубов сочетались столь же органично, как Пятая авеню и толпы прохожих.

Но все лишь отрицательно качали головами в ответ на ее расспросы. Те, кто не утруждал себя вежливостью, еще и добавляли при этом: «Только не женщине», – и смотрели на нее так, словно она предлагала им совершить правонарушение.

В сумерках она в расстроенных чувствах вернулась в Чайнатаун; завтра ей предстоит попытать счастья в другой части города. Она настолько погрузилась в размышления, что прошла мимо своего дома, оказавшись на улице под названием Пелл, которая, как ей представлялось, тянулась в паре кварталов от ее пансионата.

– Проклятье, – пробормотала она. Ступни у нее так и горели огнем. И вдруг в глаза ей бросилась вывеска: «Китайская медицина». Это ведь нечто вроде аптеки, не так ли? Она толкнула дверь.