В начале книги Старки рисует портреты каждого представителя старшего поколения, а ближе к концу книги описывает своего брата и сестер. Отца она изображает с выгодной стороны: это великий ученый, блестящий оратор, справедливый и честный, любящий своих детей, хоть и отстраненный. В начале книги она описывает мать вполне доброжелательно, хотя и подчеркивает, что та постоянно переживала из‑за своей внешности. Однако позже (особенно когда Энид становится подростком) Старки пишет, что ее отношения с матерью были отмечены постоянными стычками. Она откровенно осуждает своих дядюшек и тетушек. По ее мнению, дяди и тетки по отцовской линии — люди, лишенные чувства юмора, воспринимающие себя всерьез и «боявшиеся отступить от условностей»22
. Сестры ее матери (в отличие от нее самой) были «шустрыми, любящими удовольствия и самих себя». Они курили по пятьдесят и более дорогих сигарет в день, когда кто-то из них гостил в доме, «повсюду были заметны подносы с напитками, и, более того, они играли в покер и на скачках»23. Тетушка Элси «ленива и потакает своим желаниям»24. Тетушка Ида цинична, остроумна и резка: «Для огня ее остроумия не было ничего святого. В юности ее грубые высказывания часто смущали меня, ведь дома я никогда не слышала ничего подобного»25. Тетушка Хелен тем не менее была ее любимой теткой, их связывали особые отношения. Когда Энид была маленькой, эта красивая дама явилась ей как Королева фей однажды в лесу, чтобы остаться для нее Королевой фей навсегда. Однако Старки свободно комментирует сексуальность этой (к тому моменту уже покойной) тетки:Тетушка Хелен имела репутацию той, что не откладывает секс на потом. Я не знаю, было ли это правдой, но я знаю, что этому верила моя мать. Конечно, где бы она ни появлялась, она всегда была окружена стайкой восхищенных молодых людей, и вплоть до самого дня ее смерти она была очень привлекательной26
.Что касается ее младших сестер, которые были живы на момент публикации, то Мюриэль загадочна, Шу-Шу «ревностно относится к своим правам и интересам»27
, Нэнси «ленива»28. Старки изображает тетушек откровенно, но их портреты не негативны, а выписаны вполне любовно. В основном она обращает внимание на то, что ни одна из ее сестер никогда ничего не добилась, несмотря на многочисленные таланты. Как у Старки хватило смелости опубликовать такой текст? Кажется, что после Лухан женская автобиография детства вышла на новый уровень. Все больше и больше писательниц, включая Старки, отказались от натянутых приличий и стали свободно высказывать свое мнение.Помимо потрясающего «Происхождения» Мэйбл Додж Лухан и чуть менее провокационного текста Сигрид Унсет, до этого момента секс не обсуждался в женских автобиографиях детства. Мэри Баттс упомянула сексуальность, как проблематичный аспект между ней и ее матерью, но это было вырезано в первой редакции. Старки, хотя ее высказывания о сексе по сегодняшним меркам выглядят невинными, демонстрирует, что она — дитя фрейдистской революции, осведомленное в вопросах сексуальности, комментируя или анализируя сексуальность различных женщин. Она подозревает свою тетю Иду в том, что та разочаровалась в сексе. Отмечает, что французскую гувернантку привлекал ее собственный брат. Шу-Шу пользовалась популярностью у пожилых мужчин, а Нэнси сексуальна29
. Она подчеркивает, что сама долгое время была очень невинной и по-детски наивной — например, она верила в фей, пока семья не собралась переехать в Дублин, когда ей было около четырнадцати лет. Однако она способна небрежно сказать о себе, что эпизод из детства, когда мальчик оттолкнул ее от брата, зажег в ней «мазохистское влечение» к «презрительным, снисходительным молодым людям»30.О себе Старки пишет откровенно и, казалось бы, не сдерживается. Ее автобиография будто впитала французскую исповедальную традицию. Она с детства была увлечена французской литературой. Девочка училась французскому языку у гувернантки-француженки, читала французскую литературу, изучала современные иностранные языки в Оксфорде, а затем получила докторскую степень в Сорбонне. Среди писателей, которых она предпочитает, — бунтари и неоднозначные фигуры, как и она сама. Среди них можно отдельно выделить Андре Жида, чьей работой она безмерно восхищалась. В «Дитяти леди» она пишет, что знакомство с «Яствами земными» Жида в возрасте пятнадцати лет ознаменовало поворотный момент, придавший ей мужество в подростковом бунте.