Одна из форм, которую принимает автобиография в эпоху, когда все больше женщин стали строить успешную карьеру, — роман воспитания. Соответственно, пользовались этой моделью женщины, добившиеся успеха на профессиональном поприще. Уже в 1902 году Жюльетта Адам написала историю своего детства и юности, опираясь на эту модель, уверенно заявившую о себе в мужских автобиографиях. Она рассказала о том, как ей удалось вырваться из среды своего происхождения и стать важной, успешной, известной личностью. Красочную автобиографию детства и юности написала Габриэль Рейтер, для чего использовала те же тропы: она сосредоточивается на том, как стала известной романисткой. Если в целом модель не обрела популярность, это, вероятно, потому, что женщины, писавшие автобиографии детства, редко достигали такой известности, а если и добивались успеха, то не хотели это демонстрировать. Однако в 1950‑х годах некоторые известные женщины обратились к жанру автобиографии с точки зрения успешной карьеры и написали о детстве и юности в традиции романа воспитания. Воспоминания Симоны де Бовуар (1958) — самый известный пример. Но Леонора Эйлс — почти забытая сегодня, но популярная в свое время английская романистка, автор книг по саморазвитию и колонок с советами — написала произведение, которое соответствует этому жанру, за несколько лет до Бовуар. Французская писательница Франсуаза д’Обонн поступила так же.
Модель романа воспитания акцентирует внимание на результате. Таким образом, роман воспитания имеет тенденцию «оптимизировать» и, следовательно, ограничивать или сокращать повествование о детстве, оставляя лишь то, что важно для сюжета о становлении. «Вместо нимба или знака ведьмы — моя жизнь» Матильды Людендорф может служить примером. Она назвала первый том «Детство и юность» (1932), но работу нельзя считать автобиографией детства, потому что автор рассказывает о своем детстве слишком мало.
Известная как «народный философ»*
и психиатр, Людендорф52 написала автобиографию столь же прямолинейную, как и любая другая автобиография 1930‑х годов, втиснув свои детские годы в несколько телеологически ориентированных тем. Она заявляет, что сосредоточилась на формирующих аспектах ее детства, которые можно сократить до двух: похвальная «немецкая мораль», привитая ее родителями, и подлые удары со стороны мнимых друзей и злонамеренных родственников, которые сформировали ее и подготовили к последующей «битве жизни», позволив сражаться, не обращая внимания на то, что о ней думают53. Послевоенные произведения Эйлс, Бовуар и д’Обонн, напротив, посвящены пространству детства. Ни одна из авторов не относится к нему телеологически.Оригинальное название «Барашек сбегает: история викторианского детства» (1953) автобиографии Леоноры Эйлс — это аллюзия на историю Авраама и Ицхака*
. Леонора (в девичестве Питкэрн) — это барашек. В раннем возрасте она чувствовала, что ее отец пожертвовал ею, чтобы спасти младшего сына — любимого ребенка. Название вводит в заблуждение: хотя это и история позднего викторианского детства (Эйлс родилась в 1889 году), очарование, подразумеваемое словами «викторианское детство» и присущее многим предыдущим произведениям с похожими названиями, отсутствует. Это не история о «нас», а, скорее, автобиография ребенка, который, родившись в богатстве, к подростковому возрасту практически ходит в лохмотьях. Примечательно, что автор стилизует свою жизнь как «побег» из викторианского детства.Эйлс пишет в свои шестьдесят лет, она уже бабушка, журналистка-социалистка, автор романов, а с 1920‑х годов еще и знаменитая Agony aunt (дословно — «тетушка агонии»)*
и колумнистка, а также автор популярных книг по сексуальному воспитанию, питанию и другим вопросам. Она рассказывает о своей жизни до восемнадцатилетия, когда, сбежав в Лондон из своего дома в Стаффордшире, решила уплыть в Австралию и стать домашней прислугой. Эйлс очень много пишет с точки зрения взрослого — от себя настоящей. Книгу она выстраивает как мемуары и часто и щедро обрамляет рассказы о своем детстве комментариями обо всем, что ей нравится. В частности, она отмечает различия между периодом, в котором она росла, и временем, когда писала книгу. По-видимому, обратившись к психоанализу во взрослом возрасте, она часто ссылается на «психоаналитиков», и ее ассоциативный и бессвязный способ повествования — в хронологическом порядке — часто звучит как рассказ на приеме у психоаналитика.