По оценке одного исследователя русской литературы, волну детских автобиографий, написанных в основном дворянством, в России в конце XIX века вызвала «псевдоавтобиография» Льва Толстого «Детство» (1852)99
. Среди авторов таких работ две женщины, чьи автобиографии переведены на английский язык. Математик и писательница Софья Ковалевская (1850–1891) опубликовала в 1889 году «Воспоминания детства», переведенные на английский как A Russian Childhood. За год до этого она впервые издала этот текст на шведском языке (она была назначена профессором математики в Стокгольме) как роман от третьего лица под названием Ur ryska lifvet. Systrarna Rajevski [ «Из русской жизни. Сестры Раевские»], чтобы ради приличия замаскировать автобиографический характер работы100. Княжна Елизавета Львова (1854 — после 1910) — второстепенная писательница, в 1901 году напечатавшая небольшую книгу «Давно минувшее. Отрывки из воспоминаний детства». В отличие от немецких и австрийских обе русские автобиографии детства, подобно французским, глубоко личные. Более того, обе они описывают несчастливое детство. По словам Эндрю Вахтеля, это не было нормой для русских автобиографий детства той эпохи101. Ковалевская происходила из видной помещичьей семьи, но родилась в поколении, когда молодые люди в России бунтовали против своих родителей. Бунтарками были и Ковалевская с ее старшей сестрой. Обе планировали заключить фиктивные браки, чтобы избавиться от власти семьи. Ковалевской это удалось. Ее детская автобиография — это ее личная история. Она начинает с самых ранних воспоминаний, размышляя о возможностях своей памяти в манере, напоминающей рассуждения Бернетт (хотя Ковалевская опубликовала свою работу за четыре года до Бернетт). Она связывает память с осознанием себя и в связи с этим описывает отчетливое раннее воспоминание о том, как в возрасте двух-трех лет няня предложила ей назвать свое имя и фамилию. Она доводит историю до встречи с Федором Достоевским, состоявшейся, когда ей было пятнадцать лет. Ковалевская открыто пишет, что она, средняя из троих детей, не чувствовала любви со стороны родителей, и особенно матери, в отличие от сестры и брата: «Вообще во всех моих воспоминаниях детства черной нитью проходит убеждение, что я не была любима в семье»102. В результате, на протяжении всего детства и раннего подросткового возраста она жаждала любви и внимания. Автор признается в чрезвычайно болезненном воспоминании: ее маленькая подружка села на колени любимого дяди, тем самым узурпировав ее с дядей особые отношения, и Ковалевская до крови укусила предательницу за руку. На тот момент ей было около девяти лет. По степени откровенности эта детская автобиография превосходит даже сравнительно ранние автобиографии детства француженок.Львова так же откровенна. В свободной цепочке воспоминаний, порядок которых, по-видимому, продиктован памятью, она сосредоточивается на своей психической жизни — эмоциях, фантазиях и детском понимании вещей — примерно до семи лет. Некоторые детали очень своеобразны. Например, подобно Хант и Эбнер-Эшенбах, она создала для себя воображаемый мир. Но ее воображаемый мир вряд ли носил компенсаторный характер: она представляла себя бедной вдовой с шестью детьми! Львова была младшим ребенком в семье и часто оставалась одна, что, возможно, способствовало таким фантазиям. Кроме того, хотя она признается в сильных чувствах, прежде всего в любви к няне и кормилице, она также признается в том, что никогда не могла показать свои чувства близким: «Чем глубже и сильнее они были, тем старательнее я их скрывала»103
.