В предисловии Камиллы Бэгг к изданию 1988 года разъясняется, что первое издание было «сильно отредактированной версией рукописи, законченной в 1936 году»44
. Друг и литературный душеприказчик Баттс Ангус Дэвидсон вычеркнул из первого издания около четверти, включая некоторые пассажи, которые заключила в скобки сама Мэри. Книгу встретили прохладно. В основном она была интересна жителям Дорсета. Впрочем, этого было достаточно, чтобы шокировать семью матери писательницы. Ее тети были огорчены тем, что Баттс рассказала о смерти их младшей сестры Моники, а также тем, что Баттс критиковала их мать за обращение с Моникой. Истории о друзьях, соседях и Хайдах (семье второго мужа ее матери), как считали тетушки, было написано в «удивительно дурном вкусе». Кроме того, по их мнению, в повествовании было множество неточностей. Камилла Бэгг комментирует: «Хорошо, что они не знали о полной версии рукописи»45.Сравнение двух изданий демонстрирует разницу между тем, что можно было публиковать в 1937 и 1988 годах. Полное издание 1988‑го создает впечатление, что Баттс писала о своих чувствах, глубочайших убеждениях, интересующих ее темах, и, что не менее важно, о своих родителях и родственниках именно так, как ей нравилось. Из здания 1937 года в первую очередь удалена большая часть рассказов Баттс о ее плохих отношениях с матерью. Например, Дэвидсон не включил в издание подозрения Баттс, будто мать подстроила нападение на нее друга их семьи, известного развратника, или же что мать считала, что Мэри пыталась соблазнить отчима. Удалил Дэвидсон и другие упоминания о сексе. Но даже цензурированная таким образом версия 1937 года оставалась глубоко личной.
На переднем плане — сама Баттс. Она пытается воскресить сознание ребенка, девочки. Она ищет воспоминания, и ее интересует сам процесс их возвращения. Обладательница беспокойного и пытливого ума, она ищет правду, пытается воссоздать то, как и почему происходили события в ее детстве и юности. Баттс останавливается на определенных мистических моментах внезапного озарения, но также пытается аналитически собрать воедино реальную историю членов своей семьи и выяснить, что сделало их теми, кем они были. «Кристальный кабинет» — образ, который она заимствует у поэта Уильяма Блейка, у нее — метафора разума. Она представляет свое сознание кабинетом со множеством ящиков, полок и шкафов, и она стремится оказаться внутри и снаружи одновременно. Как автор, она позволяет себе щедрый комментарий. Она проявляется как отдельная личность рассказчицы со своеобразными взглядами и предрассудками. Она блестящая, холодная, аналитическая, несентиментальная, очень критичная, иногда ехидная, часто едкая и иногда глубокомысленная.
В отличие от экстравертки Лухан с ее сильными симпатиями и антипатиями Баттс производит впечатление человека, которому в целом не нравятся люди. Она относит себя к поколению, покалеченному Первой мировой войной, и она критикует свое настоящее за утрату ценностей. Она холодно анализирует принятый тогда подход к воспитанию детей и особенно девочек.
Баттс горячо ненавидит «развитие» — застройку, которая разрушила пейзаж ее детства. Это становится предметом жесткой полемики. Тема уничтожения пейзажа Дорсета является центральным элементом книги в обеих ее версиях. В частности, Баттс глубоко сожалеет о потере Солтерс — дома своего детства, который, как она намекает, ее мать позволила выманить у нее после смерти отца Мэри и нового замужества. Неудивительно, что в книге преобладает меланхолический тон.
В десять лет у Мэри появился брат, до этого момента она была единственным ребенком: одиноким, наблюдательным, своенравным и, по меркам детей, растущих в окружении братьев и сестер, избалованным. Ее родители были состоятельными и владели великолепным домом на лоне чудесной природы.
Ее пожилой отец, умный, проницательный и начитанный, выступает самой положительной фигурой в книге. Мэри не только любила отца, но и верила в свое с ним сходство. Напротив, с матерью она не в ладах и не видит ни объединяющих их черт, ни проявлений материнской любви (фрагмент, касающийся матери, был удален из первой редакции). Ее критика в адрес матери не прекращается. Отец Мэри был на тридцать лет старше супруги и женился на ней, чтобы иметь наследника.