Я окидываю его взглядом медленно, радуясь, когда его челюсть напрягается.
— Нет. Но, если честно, я не думала о тебе вовсе.
Он моргает, потом запускает ладони в свои волосы.
— Хватит, — он тянется ко мне, и я отшатываюсь.
— Не трогай меня.
Он вздрагивает, словно я ударила его по лицу. Мое дыхание вырывается с шумом, и я ощущаю жар, исходящий от меня, почти вижу туман от него в воздухе.
Он склоняется так близко, что наши носы почти соприкасаются.
— Ладно, — говорит он. — Ты так сильно хочешь остаться, тогда оставайся. Наслаждайся.
И он исчезает.
14
ВЫРАЩИВАНИЕ
Я гляжу на точку, где он стоял, напряженная от шока. Он ушел. Бросил меня тут. Он бросил меня тут.
Мои ноги кажутся пустыми, и я опускаюсь на пол ниши, бросаю нарцисс и сижу на корточках, прижав кулаки к камню, пока сердце бушует. Я хочу домой, в свой сад, к своей земле — любой почве — хочу погрузить руки до локтей, чтобы прохладная земля успокоила меня. Тоска — настоящая и яркая боль под ребрами.
Адреналин выветривается, и я понимаю, что чудом жива — мне везет, что он бросил меня тут. Я дрожу от того, какой дурой была, как плохо все могло пойти. Он мог преклонить меня по щелчку пальцев. Я закрываю лицо руками, дрожу так, что зубы стучат. То, как я с ним говорила, что я ему сказала.
Я вскакиваю на ноги и отшатываюсь, темная фигура падает на край передо мной. Сияющие перья. Алекто.
Она складывает крылья, и я гляжу, снова привыкая к ее внешности. Даже за пару мгновений, пока я не видела ее, мой разум стер ее края, дал мне забыть, как она отличалась от меня, с ее черными кварцевыми глазами, когтями и перьями. Это проблема с Аидом, понимаю я. Он не выглядит так, как должен, его глупое лицо почти как у человека. Фурии хотя бы не дают забыть, что они другие.
— Я слушала, — говорит Алекто. — Он сказал уйти, но я не хотела бросать тебя с ним одну. Девушки не должны оставлять девушек одних с незнакомыми богами.
Я фыркаю. Я уже не верю в сестринство.
— Девушка, о которой ты говорила. Не-подруга. Она ранила тебя. И теперь она тут.
Я делаю паузу, потом киваю.
— Я пожелала ей смерти, и она умерла.
— Она ранила тебя первой, — говорит Алекто. Это не вопрос.
— Да.
— Так это было правосудием, — Алекто радуется, ее перья приподнимаются. — Тебя подвели, и ты ответила.
Вспышка таро. Тройка Кубков. Печальная одинокая девушка в шляпе, пронзенной мечом. Правосудие. Путь передо мной. Правосудие в конце.
— Не совсем. Вряд ли кража парня — повод для убийства.
Алекто не была убеждена.
— Она предала тебя. Ты могла отомстить и сделала это. Око за око. Кто она? — спрашивает Фурия раньше, чем я могу объяснить тонкости. — Девушка. Любимая? Сестра?
Я качаю головой.
— Не официально. Не по крови. Но мы были когда-то близки, как сестры. Она была моей лучшей подругой.
— Но она забрала то, что ты любила, — говорит Алекто. — Что-то твое. Украла у тебя.
Мой вздох вылетает из глубины.
— Он не был
Каждое слово — маленький порез бумагой, жжётся. Я не объясняла это еще никому. Все на Острове знали, что происходило, сразу же, как это случалось, сеть сплетен работала лучше всех источников новостей, даже «Аргуса», и на Острове происходит мало событий, так что все — новости.
Я ощущаю нечто горькое и сглатываю это.
— Она была последней, от кого я такое ожидала, — говорю я. — И я хотела ранить ее. Но я не думала, что она умрет.
— Что сделано, то сделано, — Алекто пожимает плечами, словно все решено, и садится, хлопает по полу рядом с собой. — Присаживайся.
Я качаю головой.
— Не могу. Слишком высоко.
— Я не дам тебе упасть.
Она может. Она может отвести взгляд, не успеть поймать. Я могу соскользнуть — и все. Или она могла сказать, что не даст мне упасть, но не всерьез. Слова ничего не стоят, я это уже поняла. Важны поступки.
Я снова качаю головой.
Алекто долго разглядывает меня. Она спрыгивает с края, и я паникую, что обидела ее, отказавшись сесть с ней, и теперь и она бросит меня. Но я едва делаю шаг вперед, она возвращается с охапкой тряпок. Она бросает их на землю и улетает снова без слов, через пару мгновений приносит еще гору ткани и бросает на первую. Фурия улетает еще раз, приземляется и складывает крылья.
Она садится перед горой и разбирает ее, вытаскивая длинные куски ткани, а я смотрю, как она умело сплетает их в толстый шнур. Я смотрю на потолок, гадаю, не сделала ли она и его.