Ее темные крылья

Лицо Алекто смягчается, она качает головой, чтобы я больше не говорила. Я опускаю взгляд на землю, держу его там, пока они не повернулись к мужчине. Только тогда я поднимаю взгляд, вижу, как они убирают капюшон с его лица.

Это мистер МакГован. Он умер в прошлом году на рыбалке. Говорили на Острове, что он не был женат, потому что подростком полюбил нереиду, но она не бросила море ради него, и он стал рыбаком, чтобы видеть ее. Мы с Бри считали это романтичным. Но после его смерти на экфоре оказалось, что он пятнадцать лет спал с женой его брата, а история о нереиде была прикрытием.

Алекто протягивает ему старого плюшевого медведя, и мистер МакГован держит его подальше от себя, будто это тарантул. Но он медленно притягивает его ближе, обвивает руками, как ребенка, лицо искажают мучения.

Я смущаюсь, видя его таким. Он не заметил меня, его не тревожит, что я тут, но мне неловко, я вижу момент, который явно считается личным. А потом я стыжусь своей скуки, когда это люди, который я не знала, того, что я ерзала и вздыхала все время. Я выпрямляюсь, как Фурии.

Я стою так остаток времени, но они не вызывают следующего, а обступают меня, радостно щебеча.

— Ты хорошо справилась, — Мегера звучит гордо, и Тисифона потирает мою руку, улыбаясь, показывая зубы, и я рада, что порадовала их, не подвела их. — Не нужно с ними говорить, — добавляет Мегера. — Пока я не разрешу.

— Прости, — говорю я, радость немного угасает. — Я не знала. Я больше так не буду.

— Не важно. Это прошлое, — Мегера улыбается.

Я киваю.

— Что теперь? — спрашиваю я.

Фурии переглядываются.

— Мы вернемся в Эребус, чтобы ты поела. Ты точно голодна, — говорит Алекто, протягивая ко мне руки.

Мой желудок согласно урчит, и я понимаю, как я голодна.

Мы летим не так, как прибыли: мы не летим над Лугом Асфоделя, а улетаем прочь, и я снова вижу реку огня на горизонте, и я рада, что мы не приближаемся.

Тут теней нет, и я понимаю, почему. Тут печальнее, чем на лугу. Безнадежность исходит от земли, и я дрожу в руках Алекто. Она сжимает меня крепче.

На середине пути я понимаю, что мы одни в небе.

— А где Мегера и Тисифона? — спрашиваю я.

— У них еще дела. Пока только мы, — она улыбается мне, и я сияю в ответ. Честно, так лучше.

Я пыталась не выбирать любимую Фурию, но Алекто такая, и мне интересно, как ей было до меня. Три — странное количество для группы, какими бы близкими вы ни были, кто-то всегда оказывается в стороне. Я ощущаю, что у Фурий Алекто в стороне.

Она отличается от двух других. Мегера всегда меняет тему, если я поднимаю мир смертных и настоящую жизнь, а Тисифона просто смотрит, пока я говорю, не реагируя, но Алекто любопытна. Она хочет знать о море, солнце и земле. Она не видела такое, ведь она и ее сестры родились в Эребусе. Даже не родились, говорит она, а явились однажды, сформированные, знающие свои имена и цель, и они были тут, играли роли с тех пор. У нее не было детства, она не росла. Я ощущаю себя как Венди из «Питера Пена», объясняя жизнь на Земле.

— Лучшее на земле — мой сад, — говорю я в один день или утро — или посреди ночи — когда мы вернулись из Пританея, а другие улетели по делам.

— Что в саду такого?

Я невольно улыбаюсь, она звучит как Бри.

— Просто… — я закрываю глаза и представляю восемь грядок, четыре слева и четыре справа. Мой сарай, компостная яма. Мой маленький мир, который я строила по кусочку каждый год. Как мне объяснить, как правильно я себя там ощущаю? Я помню, как Али звал сад скучным, и хмурюсь.

— Что такое? — спрашивает Алекто.

— Ничего. Подумала о глупом. И… Как это лучшее? Ну, все в саду начинается с зернышка. Они неприметны, — я вспоминаю свой плащ, замираю и нахожу его. Я роюсь в карманах и достаю семена, что уцелели после моей атаки по столу Оракула. — Как эти, — я показываю ей зернышки на своей ладони. — Ничего особенного… Что такое? — спрашиваю я.

Алекто встала и смотрит на мою ладонь, будто там скорпион.

Она не отводит от них взгляда, пока говорит:

— Это семена из твоего мира?

— Да. Они не навредят тебе, — говорю я. — Они не ядовиты.

— Ты принесла их сюда? — она смотрит на меня, мурашки появляются от силы ее взгляда.

— Не намеренно. Они были в моем кармане, когда я пришла. Это проблема?

Она качает головой, глядя на них, но хмурится. Она удивляет меня, говоря:

— Продолжай.

— Уверена?

— Расскажи мне, — говорит она так быстро, будто хочет, чтобы я заговорила, раньше, чем она передумает и остановит меня.

Я сглатываю.

— Ладно. Они выглядят как ничто, но они — все. Каждое растение появляется из чего-то такого. Наша еда, материалы для строительства домов и кораблей, для обогрева, для ткани, лекарств и красок с бумагой. Все начинается с семян. В каждом есть потенциал жизни. И в этом магия. Берешь эту кроху, создаешь с ней нечто новое. С семенем можно изменить мир. Можно изменить все.