– Фицрой, это вам с Понсом по ножу. Не смотрите, что тонкие, их не так просто сломать. Зато пробивают, как лист травы, любую кольчугу. Даже доспехи из металла, будь они даже из железа. Знаем, какое здесь железо… Все, погнали!
Глава 2
Фицрою даже в седле не сидится, вытащил новый клинок и начал на скаку рубить ветки справа и слева от дороги, потом деревца, наконец попробовал рубануть толстое дерево, вдруг да получится, и чуть не вылетел из седла, пытаясь выдернуть застрявший меч.
Лезвие сильно удлиненное, но по весу клинок такой же, потому все, что умел раньше, удается точно так же, но теперь можно достать противника на дистанции, а тому для удара нужно обязательно сократить разделяющее их расстояние.
Рундельштотт подъехал ближе, на Фицроя и Понсоменера даже не посмотрел, оба заняты делом, у Понсоменера еще и лук, поинтересовался:
– Как… переговариваться?
– Самое интересное, – согласился я. – Вот здесь и здесь касаетесь одновременно… затем обязательно выбираете громкость… Так гласят правила этикета, не все вокруг должны знать, какие тайны выбалтываете врагам нашего королевства. Говорить можно даже на расстоянии двух шагов от посоха, но тогда громко, а если не жаждете, чтобы вас слышали, говорите вот так, почти касаясь губами…
Он кивнул.
– Понятно. Будто кому-то на ухо.
– Точно, – подтвердил я. – Посох – это ухо вашего собеседника, где бы он ни находился. Когда закончите разговор, обязательно отключитесь, а то будем слышать, как кряхтите в кустах… И прочее, что предпочли бы сохранить в тайне.
Он содрогнулся.
– Опасная вещь.
– Дисциплинирующая, – уточнил я. – Чародеи не должны терять над собой контроля. Даже, когда напиваются.
Он поморщился.
– В походах я никогда не пью.
– Понятно, – сказал я. – Значит, древний мир был разрушен, когда чародеи были дома и расслабились… А так как их мощь позволяла двигать горами и поднимать моря…
Он вздохнул, на мгновение лицо помрачнело, но, видимо, это давно пережил и смирился, через минуту спросил:
– Погоди… если в посохе есть ухо, то им можно и самому подслушивать?
Я сказал пораженно:
– Мастер, вот что значит мудрый человек! У вас мозг, как у стада слонов. Есть такие звери в дальних королевствах. Вы сами догадались, о чем я даже забыл! Да, можно подслушивать на больших расстояниях, нужно только точно направить посох на того человека или на то место, где они спрятались… Сейчас я вам покажу, как это делается…
Я взял в руки посох, а он, слегка усмехаясь, сказал почти шепотом:
– Не увлекайся. А то заметят.
– Что?
Он сказал еще тише:
– Ты сказал, что себе поставил те штуки на глаза уже давно. Еще до знакомства со мной?..
Я прикусил язык, ответил так же шепотом:
– Вы правы, мастер. Что-то я беспечнею. К счастью, оба не мыслители, факты сопоставлять не обучены. Но я буду осторожнее. За врагами следить нужно, а за собой тем более!.. Смотрите, вот здесь включаете, то есть просто нажимаете, но в двух местах, чтобы исключить случайное включение, а то так, возможно, когда-то мир уничтожили…
Он с трудом повернулся в седле, покряхтел, запуская пальцы в седельную сумку. Я ждал, наконец он со вздохом облегчения протянул мне цепочку с мрачно поблескивающим камешком.
– Возьми. Его лучше носить всегда, – сказал он серьезно. – Никогда не угадаешь, когда понадобится.
– А что он дает?
Он вздохнул.
– Не знаю. Кому как. Я пробовал носить сам, но разницы не заметил. Однажды год не снимал!.. Ничего. Однако он очень ценен, судя по древним книгам.
– Хорошо, – ответил я. – Спасибо. Попробую. Кто знает, может быть, ему другая группа крови нужна, как комару, что одних кусает, других нет…
Или ДНК, поговорил про себя, Рундельштотт сам одел мне цепочку, амулет сунул мне под рубашку.
– Рубашка у тебя тоже чародейская, – заметил он, – но покрой более изящный, так в Нижних Долинах не шьют.
Я отмахнулся с беспечностью.
– Мода быстро меняется, мастер. В Нижних Долинах не всегда шили одинаково.
Понсоменер с его великолепным чутьем обычно держится впереди, но я, выждав, когда Фицрой сцепился с Рундельштоттом в каком-то споре насчет сокровищ древних королей, быстро догнал и, пустив коня рядом, сказал негромко:
– Понс, нас двое, я не проболтаюсь. Ты сам догадываешься, что со мной все не так, как говорю, верно?
Он кивнул, голос прозвучал спокойно и даже равнодушно:
– Да, я заметил сразу.
– Хорошо, – сказал я. – Потому, как странность странности, мы можем быть друг с другом чуть откровеннее, чем с другими. Скажи, ты человек?
Он посмотрел на меня рыбьими глазами.
– Человек.
– Тогда почему, – сказал я, – умеешь больше других? Как у тебя это, а?
Он пожал плечами.
– Не знаю. Просто получается. Наверное, просто больше работаю. Втянулся. Обучился.
– Так-так, – сказал я. – Давай вспомни, когда ты заметил, что умеешь больше других?
Он снова пожал плечами.
– Не помню. Очень давно.
– Как давно?
Он повторил равнодушно:
– Давно. Даже не помню.
– Это было пять лет? – спросил я. – Десять?.. Тридцать?.. Сто?..
Его лицо ничего не выражало, но я что-то уловил или почуял, сказал с нажимом:
– Сто лет?.. Или тысячу?
Он ответил мирно: