Ее высочество Аномалия

Два пролета лестницы она преодолела двумя длинными прыжками. Отчего-то тут, в башне, до странности легко было летать и призывать ветер. И до странного уютно и безопасно. Только дождь почему-то холодный… и ветер поет, и плачет, и зовет…

Порыв ветра распахивает окно — прямо в грозовую ночь. Ледяные струи окатывают Шу, заставляют поджать босые ноги и глубже забиться в угол между маминой кроватью и стеной. Вокруг суетятся служанки, что-то шепчут, волнуются. Мечется свет фейских груш, по стенам прыгают страшные тени. Мама стонет, ей больно. Тревожно.

Ожидание.

Кто-то идет. Кто-то хороший, нужный. Родной. Ищет дорогу среди теней.

— Иди сюда! — зовет Шу. — Я здесь, жду тебя!

Ветер свистит, воет, сбивает его с пути. Толкает обратно, за грань. Рвет тонкую нить любви и нежности, только протянувшуюся между ним и сестрой.

— Не бойся, братик, не бойся, — шепчет она: никто, кроме брата, не слышит ее голоса. — Скорее иди сюда, мы прогоним страшного, злого. Я помогу тебе!

И дождь поможет, и ветер. Поет, зовет ветер! Дождь смывает тени, гонит чудищ. Молнии сжигают боль и страх.

— Я люблю тебя, братик, ты нужен мне. Если ты не придешь — кто будет любить меня? Верь мне, верь ветру и грозе. Это мой ветер, моя гроза! Моя сила, не того, злого! Моя буря, слышишь, братик? Здесь нет никого страшного. Только мама и я. Иди сюда, ничего не бойся. Я с тобой!

Крик новорожденного пробивается сквозь гром и свист ветра. Мама больше не стонет, но почему-то плачет. Служанки умолкли. Тени по-прежнему мечутся по стенам, но Шу больше не боится их: гроза за окном смыла страх. Это теперь ее гроза, ее ветер. Никто не навредит братику… никого нет…

Ласковые, теплые руки обнимают ее и укачивают, прижимая к теплому и родному. Страх спрятался, рассыпалась пылью ненависть. Вокруг тихо, пусто. Только она, брат и…

— Мама? Ты здесь, мама?

— Здесь. Просыпайся, Шу, пора, — отозвалось дыханием ветра.

— Проснись! Да что с тобой, Шу?! — другой, но не менее знакомый и родной голос волновался и требовал. — Ты пьяна?

— Бален? Что?..

Шу с трудом разлепила глаза. Вокруг клубились и искрили сине-бело-лиловые потоки тумана, искажали пространство до неузнаваемости, звали взлететь в облака, бурей пронестись над землей, пролиться дождем. Знакомая лиственная зелень Бален едва мерцала в буйстве дикой магии.

— Идем. — Подруга потянула Шу за руки, заставила подняться с пола. — Вот зачем ты пошла сюда одна? Слава Светлой, Зако нас разбудил.

— Скорее, Шу, — позвал Энрике. — Да проснись же!

Шу улыбнулась и попыталась сказать, что здесь нет никакой опасности, что не надо уходить. Разве они сами не видят, как тут чудесно? Но из горла снова вырвалось невнятное карканье.

— Ширхаб, — выругался Энрике, подхватил ее на руки и побежал вниз по ступенькам.

Сквозь туман Шу едва понимала, что не надо сопротивляться: друзья хотят как лучше, просто не понимают, что вся эта магия — ее! А так хотелось снова слиться с ветром, полететь наперегонки с орлами, подняться высоко-высоко, чтобы стало видно всю империю…

— …не открывается! — сердито вскрикнула Баль.

— Шу, выпусти нас скорее! — потребовал Энрике.

«Играть, играть! — радовалась маленькая девочка верхом на деревянной лошадке. — Вместе играть!»

— Пожалуйста, Шу, открой двери!

«Не хочу, мое! — топнула ножкой кроха. — Играть!»

«Потом поиграешь, малышка, — голос мамы согрел и успокоил ее. — А сейчас вернись к своим друзьям, они нужны тебе!»

Неохотно вынырнув из сладких потоков магии, Шу взглянула на Бален, дергающую неподвижную дверь.

«Откройся», — велела Шу.

Дверь с недовольным скрипом приоткрылась, а Шу потребовала у Энрике:

— Отпусти. Я еще не разучилась ходить!

— Ну наконец ты вернулась, — облегченно выдохнул Энрике, поставив ее на пол в Цветочной галерее.

— Никуда я не уходила, глупости какие, — буркнула Шу, с сожалением отпуская ласковые потоки магии.

— Вот и расскажешь мне, что это за глупости такие и во что ты опять встряла, твое неугомонное высочество.

Глава 17 Благими намерениями

26 день холодных вод, Суард, Рональд шер Бастерхази.

Эфирная буря застала Роне в совершенно неожиданном месте. Для него самого неожиданном. То есть в салоне лучшей столичной портнихи. Дамской!

Но начнем с начала.