Ее высочество, моя жена

– Добрый день, милорд.

Татьяна наградила Мэтью ярчайшей улыбкой.

Он ответил ей сердитым взглядом, нетерпеливо ожидая у кареты.

– Мы должны сейчас же тронуться в путь. Время уже позднее, и…

– Ты всегда такой неприятный по утрам?

– Да, – отрезал Мэтт и подал ей руку, чтобы помочь подняться в экипаж. Его помощь была излишне бодрой и исключительно бесстрастной. Потом он обошел лошадей и занял место рядом с принцессой.

– Ну что ж, теперь, когда мы обсудили вопрос насчет твоего характера, – сладко сказала Татьяна, – как поживает твоя добродетель?

– Моя добродетель? – он окинул ее пристальным взглядом. – Дело не в моей добродетели.

– Прошу прощения. Должно быть, я выбрала неверное слово. – Татьяна помолчала. – «Моральные устои», надо полагать, лучше подойдет.

– Мои моральные устои тоже не имеют к этому никакого отношения. – Мэтт дернул поводья, и лошади тронулись.

– Ну, конечно же, дело в твоих моральных устоях. Если честно, когда мы впервые встретились, я даже не думала, что у тебя они имеются. И все же ты женился на мне, а я уверена, что ты не женишься на каждой женщине, с которой спал.

Мэтью смотрел вперед, и его челюсть напряглась.

– Я женюсь только на принцессах.

– Понимаю. – Она подавила улыбку. – То есть твои высокие моральные стандарты относятся только к женщинам королевской крови?

– Очевидно, – пробормотал он.

– Почему ты женился на мне, Мэтью?

– В данный момент не имею никакого понятия. – Его мрачный голос испортил испортил хорошее настроение Татьяны.

– Не обязательно так гадко себя вести.

Его скверное настроение можно было объяснить тем фактом, что ему не удалось выспаться. Или он ее действительно ненавидит. Но Татьяна предпочитала думать, что Мэтью просто устал и, возможно, разочарован. Она, во всяком случае, точно испытывала разочарование.

Когда Мэтт, наконец, вернулся в их комнату, она притворилась спящей. На самом же деле Татьяна провела большую часть ночи, украдкой наблюдая за тем, как ее муж, сидя за столом, записывал что-то в маленькую записную книжку. Вероятно, это было связано с его работой.

Пламя свечи отбрасывало на него тени и отблески света, и принцесса долгие часы изучала черты его лица. Не то чтобы она не помнила изгиб его скул, линию подбородка и морщинки в уголках глаз, которые появляются в минуты сосредоточенности. В конце концов, мысленно она наблюдала за ним каждый день. И могла смотреть на него всегда.

– Лошади выглядят хорошо, – сказала Татьяна в попытке вовлечь его в разговор, перед тем как, следуя авалонской традиции, начать путешествие с бренди. – Не скажу, что в них есть что-то особенное, но выглядят они прекрасно.

Мэтт не ответил. Очевидно, сегодня он не был склонен к пустой болтовне.

Татьяна, сдерживая улыбку, откинулась на сиденье. Даже с учетом вчерашнего разочарования, – а она была крайне разочарована, – это был весьма удачный вечер. То, что Мэтью отказался продолжать, говорило о возможности совместного будущего. Конечно же, он бы продолжил, если бы миссис Викланд не помешала. Независимо от совести, чести или чего угодно, он все-таки был мужчиной, а чего еще ожидать от мужчины? Уж этому-то Филипп ее научил.

Отказ Мэтью продолжить с того места, где их прервали, казался Татьяне самым чудесным, что с ней случалось. Было очевидно, что он просто не мог обращаться с ней, как с любой другой женщиной. Осознавал Мэтт это, или нет, но он испытывал к ней чувства, помимо сегодняшнего раздражения и вчерашней страсти. И, независимо от его протестов, Татьяна была убеждена: он боялся того, что к чему может привести возникшая между ними интимная близость.

Это имело смысл. Она причинила этому мужчине ужасную боль, и у него не было причин доверять ей. Никаких причин желать ее возвращения.

Но он захочет этого. Со временем.

Не потому, что она всегда получала желаемое. По правде говоря, Татьяна ни разу до сих пор по-настоящему не желала чего-то. Не так, как она желала получить обратно этого мужчину, своего мужа.

– Не понимаю, почему ты должен быть таким неразговорчивым сегодня утром, – сказала она. – В конце концов, это не я прошлой ночью сбежала с криками ужаса, словно взволнованная девственница.

– Я не кричал. – Голос Мэтта был холоден, но в глазах можно было заметить крошечный проблеск изумления.

– Но ты должен признать, что нервничал.

– Я не нервничал, и, – тут он бросил на нее язвительный взгляд, – я не испугался. У меня были женщины и раньше.

– Сотни, я не сомневаюсь, – жизнерадостно сказала принцесса. – Но тебя испугало не это.

– Раз уж вы знаете меня настолько хорошо, тогда скажите, ваше высочество, что же напугало меня?

Татьяна проигнорировала его сарказм.

– Ты испугался, что если мы займемся любовью, ты откроешь в себе чувства ко мне, которые предпочел бы не испытывать.

– Я испытываю к тебе самые разнообразные чувства. Нет необходимости вспоминать, я их все прекрасно осознаю, и большинство из них не особенно приятные. – Его голос был тверд. – Все, что могло случиться прошлой ночью, не больше, чем минутное наслаждение.

– Тогда почему ты остановился?