Ее зовут Тьма

Жозефина кинулась к нам, и круг разомкнулся. Богиня выставила вперед свободную руку и мощным ударом отбросила хозяйку дома к самой стенке, не замечая, что сзади к ней подоспел Себастьян. Мишель крикнул ему: «Не вздумай!», но тот уже мертвой хваткой сдавил сзади богине шею. Он сжимал все сильнее, но плоть расступалась под его нажимом, пока в конце концов его локоть не прошел сквозь Афину, и Себастьян, потеряв равновесие, повалился навзничь.

От ладони Афины распространился жар, он проник мне в грудь, прошел через все тело и достиг головы. И тогда меня пронзила та же невыносимая боль, что я недавно ощутила на улице, выжигая мне мозг, распирая кровеносные сосуды под волосами, вызывая в них нестерпимое натяжение и пульсацию. Где-то в глубине моего существа зародился крик; он все разрастался, пока не вырвался наружу нечеловеческим воплем.

Закатив глаза от боли, я успела заметить, как Мишель удерживает Себастьяна от новой попытки напасть на Афину, а Жозефина возвращается на место, чтобы замкнуть круг. Члены совета завели песнопение, усилившее энергетическую линию защиты, но мне это не помогло. Я умирала. Моя голова должна была вот-вот взорваться, или сплющиться, или расплавиться.

Раньше я ни за что бы не поверила, что способна кричать с такой силой, так громко и так долго, словно вопль исторгался из самых потайных закоулков моего организма.

В сознании замелькали непонятные вспышки: прекрасная женщина, похожая на меня, добрая, сердечная и нежная, в каком-то храме у моря, плачущий младенец, бесчисленные смерти на протяжении целых столетий, бездна невзгод…

Этому должен настать конец. Должен всему прийти конец. Боже! Но я не хочу умирать!

Правой рукой я схватила Афину за запястье и изо всей силы потянула вниз, пытаясь убрать ее ладонь от моей груди и прекратить агонию.

Гнев закипал во мне, на секунду он даже пересилил боль, раздирающую мне мозг. От всех этих видений, от зрелища бесконечных смертей и страданий, выпавших на долю моих предков по вине Афины, грудь мне распирала ужасная злоба. Я ни в чем не была повинна — и никто из моих предшественниц.

Я открыла воспаленные глаза и уставилась на Афину, все сильнее сжимая ее запястье и не жалея на это последних сил.

— Я… тебя, — прошипела я, спеша высказаться перед кончиной, — за все, что ты сотворила с ними… за все причиненное тобой зло… проклятущая…

Афина вздрогнула, и под ее дрогнувшими веками я уловила промельк боли. Богиня конвульсивно дернулась, упорно не желая поддаваться, но я, стиснув зубы, неумолимо тянула ее руку вниз. Поглядев на ее запястье, я вдруг заметила, что кожа Афины под моими пальцами высохла и посерела.

Мы обе в ошеломлении попятились друг от друга, и я сразу воспользовалась преимуществом: что-что, а откладывать несущественное на потом я всегда умела. Сейчас самым главным для меня было победить в схватке. Я сжала кулак и размахнулась — так, что Брюс, увидев меня, остался бы доволен. Удар пришелся Афине аккурат в челюсть, и ее голова беспомощно откинулась назад. Сердце у меня бешено колотилось, от головной боли перед глазами все плыло. На месте коленей я ощущала странную пустоту и не понимала, как я все еще держусь на ногах, но на всякий случай заняла оборонительную позицию, готовясь к ответной атаке.

Афина медленно ощупала рукой челюсть. В ее изумрудных глазах сквозило изумление; могу поклясться, что в них на миг отразились ранимость и замешательство. А потом она исчезла — вот так, просто взяла и пропала. Мгновение — и от нее не осталось и следа.

Ноги окончательно подвели меня, и я с размаху села на пол бального зала. Подол моего платья надулся и опал, и я вдруг ощутила себя в нем совсем ребенком, как все тут меня называли, девчушкой, вырядившейся в эффектный вечерний туалет и вообразившей себя взрослой, ничегошеньки не смыслящей в укладе общества, в которое попала волею судьбы. В сравнении со своими новыми знакомыми — выходцами из Старого Света и Древнего мира — я и вправду была сущим несмышленышем.

Мишель наконец выпустил Себастьяна, и тот опрометью кинулся ко мне и спросил, опустившись рядом на колени:

— Ари, ты как? Все нормально?

Я смогла только вяло кивнуть. Жозефина, цокая каблуками, подошла ко мне и дернула за руку.

— Вставай, не время рассиживаться.

— Жозефина, — требовательно пророкотал ей в ответ Мишель, — Негоже так относиться к человеку, который только что спас твой дом от уничтожения!

Она собралась было спорить, но тут подошли остальные члены совета, как видно, тоже недовольные не слишком вежливым обращением со мной. Жозефина отцепилась от меня и, оглядев всех, сказала:

— Ладно. Афина убралась зализывать раны, но это лишь начало. Ради этой девчонки она непременно развяжет войну.

И, поддернув шуршащий подол, она поспешно удалилась, на ходу крикнув прислуге, чтобы отперли все двери, и дав знак ошеломленным оркестрантам снова играть.

Мишель подал Себастьяну руку, помогая подняться.

— Жозефина права.