Её звали Карма (СИ)

Ворота распахнулись, и во двор вкатилась неказистая деревянная тачка. Следом за ней - молодой мужчина в войлочном тюрбане (на вид ему было не более двадцати пяти лет) и низенькая, сухонькая старушонка, с ног до головы одетая во все черное. На ходу она стала разматывать причудливо надетый на голову платок. Оставшись в коричневой тюбетейке, она стряхнула его и повязала поверх тюбетейки как косынку - концами назад, под затылок.

Все трое быстро залопотали о чем-то вероятно важном, изрядно жестикулируя, словно руки им облегчали общение друг с другом.

-- Вы сегодня припозднились, - заметила Ширин, закрывая ворота.

- Улов на удивление был богатый, - ответил Мустафа. - Мелочь раскупили сразу тут же на берегу, не отходя далеко от лодки, а с крупной рыбой мороки было вдосталь.

- Да, - протяжно подтвердила старуха. - Если бы не индийские купцы, оказавшиеся на корабельном причале, пришлось бы волочить ее всю на базар и там продавать уже по кускам и за бесценок. Но все вышло на удивление складно. Благодарю тебя, Всемогущий. Я всегда говорю, есть Аллах на свете. Он все видит. Всемилостивый щедр к тем, кто его почитает, - она подняла руки к небу и сделала жест, словно умылась. Потом взяла внука и, что-то лопоча ему, присела возле еще теплой печи.

Мустафа завел тачку под навес и начал перекладывать оставшуюся крупную рыбину на небольшой плоский камень, на котором разделывали добычу. Ширин тут же принялась ее потрошить и пересыпать солью. Управившись, она уложила филе в широкую, низкую чашку под каменный гнет.

Карма сняла висевший на стене медный кувшинчик и, выйдя из хижины, направилась к воде.

- А, наша утопленница ожила! - воскликнула старуха. - Чего это она собралась делать? Зачем ей кувшин?

А та тем временем зачерпнула немного воды и, подойдя к Ширин, намеревалась полить ей на руки.

- Нет, - замахала рукой молодая хозяйка и указала на медный тазик с водой, стоявший возле камня, на котором она только что разделывала рыбу. - Вот. Сначала я руки мою здесь. Пойдем, Кармэ.

-- Ее зовут Кармэ? - спросил Мустафа. - Она понимает наш язык?

-- Нет, мой господин, - ответила Ширин.

-- Ширин, сколько раз я говорил тебе, чтобы ты не называла меня так, - возмутился хозяин.

-- Но твоя матушка... - начала было оправдываться она.

-- Моя мать тоже женщина и обязана слушаться меня! - сказал он, и глядя в упор на мать добавил: - В доме я хозяин!

Та фыркнула и, оставив внука на циновке, удалилась в дом.

-- Да, мой го..., мой дорогой, - исправилась жена.

-- Раз она выжила, пусть будет тебе помощница, - глядя на Карму, сказал Мустафа. - За воротами ей делать нечего. Пусть дома сидит. Но, а если надумаешь ее взять с собой на базар или на берег за дровами, укутай получше, чтобы ни соседи, ни другие какие зеваки не разглядели в ней чужестранку. Она теперь моя, раз мы ее вернули с того света.

-- Все сделаю, как велишь.

-- Кармэ, - обратился он к девушке, - поди сюда.

Ширин подвела ее к мужу.

- Мустафа, - он указал на себя. - Кувшин, - далее показал на кувшин. - Вода, - наклонив сосуд, молодой мужчина выплеснул немного воды. - Вода.

-- Во-да, - повторила Карма. - Ку-вшин. Му-ста-фа.

Муж с женой переглянулись и одобрительно качнули головами. Ширин пошла в дом, чтобы на улице накрыть к обеду топчан, а Мустафа внимательно посмотрел на путешественницу, которая также смотрела на него ничуть не смущаясь.

"До чего же она истощала. Страшно глядеть", - подумал он.

4

Карму часто оставляли дома одну с маленьким Мусой. Поначалу он плакал, потом попривык и уже безо всяких трудностей оставался с нянькой и на целый день. Та не столько смотрела за ним, сколько играла, пытаясь научить его ходить, лепить из мягкой глины шарики и человечков, но он все рушил, размахивал пухлыми ручонками и довольный смеялся, демонстрируя свои четыре зуба.

Малыш был само очарование. Он не капризничал, ел хорошо и спокойно засыпал на руках у Кармы. Во время его ангельского сна она смотрела на мальчика и думала, что у них с Берджу тоже мог бы быть вот такой Муса, кучерявый с карими глазками. Пока вернувшаяся к жизни путешественница смотрела за хозяйским сыном, его родители в море недалеко от берега ловили рыбу.

- Уж больно нянчишься ты с Кармэ, - стоя в качающейся лодке, возмущалась мать, обращаясь к сыну, тянущему сети. - Чем она занимается? Только глядит за мальчишкой! А по хозяйству от нее никакого проку.

- Чего это вы, мать, разговорились? Надо будет, все станет делать. Не причитайте под руку, молчите давайте.

- Я то молчу. Мне положено молчать. Но вот чего ты молчишь, словно рыба? Пусть стирает, в доме прибирает. Пусть еду готовит, пока мы в море. Она чай не гостья, а служанка. Где-то ты- господин, а с ней - будто овца. Покажи ей, кто хозяин в доме.

- Вы вовсе не помогаете мне. Тяните сеть и помалкивайте. Без вашего указа знаю, как сладить со своими женщинами.

- Уже и в жены ее метишь? Узнают люди - засмеют.

- Уймись мать. Довольно. Только и знаете, что целыми днями изводите меня своей болтовней. Боле не пойдете с нами в море.

- Испугал! Хм! Да будет хоть кому еду сготовить для вас.

- А то ли мы голодом сидим?