Ее звали княжна Тараканова

Полученные доказательства удовлетворили трирского конференц-министра. И он согласился на переезд княжны Владимирской в откупленное Филиппом Фердинандом княжество Оберштайн.

Сочетание Россия — Персия… Для Европы почти фантастическое и тем не менее реальное, существовавшее в действительности. При Петре I — когда Тамасп-хан в борьбе с внутренними противниками ищет поддержки русской силы, охотно расплачиваясь прикаспийскими землями. При Анне Леопольдовне — когда свергнувший очередного властителя Надир-шах присылает посольство в Петербург, чтобы торжественно заявить о своих победах в Индии — разгром войск Великого Могола под Дели был полным — и в Туркестане, где бухарский хан уступил ему территорию до Амударьи. Задуманное Надир-шахом посольство в шестнадцать тысяч человек при двадцати пушках слишком напоминало военное вторжение, и русское правительство категорически воспротивилось подобным масштабам.

10 октября 1741 года персидский посол въехал в Петербург в сопровождении трех тысяч человек свиты и четырнадцати слонов. Девять самых больших предназначались в подарок малолетнему императору Иоанну Антоновичу, остальные наиболее значительным персонам при дворе и в том числе цесаревне Елизавете. Посол упорно добивался личного свидания с Елизаветой Петровной, в котором ему так же упорно отказывали. Многозначительная настойчивость!

Надир-шах был известен своей матримониальной политикой. Через четыре дня после фантастического по своей жестокости взятия Дели была отпразднована свадьба его сына с дочерью Великого Могола. Своего племянника Надир-шах поспешил женить на дочери покорившегося бухарского хана. Знала ли, догадывалась ли об этом Елизавета Петровна? Во всяком случае, гнев ее на ведавшего внешнеполитическими делами государства Остермана не знал границ. Саксонский посол доносит своему правительству о ее словах в адрес канцлера: «Он воображает, что никому не заметно его лицемерство; но я очень хорошо вижу, как он не пропускает случая нанести мне оскорбление, подает такие советы, которые бы не пришли и в мысли добросердечной правительнице. Он забывает, кто я и кто он сам. Пусть вспомнит, что если он важен, то за это обязан моему отцу, который вывел его в люди из письмоводителей. Я же никогда не забуду, какие права предоставлены мне Богом и моим происхождением. Он может быть уверен, что ему ничего не будет прощено». Елизавета не предполагала, как близки были к осуществлению ее угрозы: через месяц она оказалась на престоле.

Но это большая политика, а рядом — затерявшийся в делах Тайной канцелярии неприметный эпизод. В 1753 году сказала за собой «слово и дело» одна из заключенных тихвинского Введенского монастыря. Тайну свою ценила она высоко и хотела открыть только самой Елизавете Петровне. Угроза пытки заставила заговорить и с обыкновенным следователем. Оказалось, в том же монастыре содержалась под караулом «персидская девка». Девка утверждала, будто она дочь «персидского короля», будто была любовницей Алексея Разумовского и жениться на ней хотел сам наследник престола, будущий Петр III, за что и заключили ее в монастырь. Показывала девка и письма от Разумовского и Петра, начинавшиеся словами «друг сердечный Ольга Макарьевна».

По правилам делопроизводства Тайной канцелярии вызвали «персидскую девку» на допрос, но после допроса во всем оправдали, всякую вину с нее сняли, хоть и оставили по-прежнему в монастыре и под караулом. Зато доносчица поплатилась жестоко: ее били нещадно кнутом и отправили в жесточайшее заключение в самом отдаленном монастыре «до конца живота». Так или иначе, доля правды в словах «персидской девки» несомненно была.

Оберштайн

Осенью 1773 года княжна Елизавета Владимирская переселилась в княжество Оберштайн. Накануне переезда княжна Елизавета сменила весь штат прислуги и свиту. Барон Шенк был оставлен поверенным княжны Владимирской при князе Лимбургском. Маркиз де Марин получил должность контролера финансов князя Лимбургского и в силу новых обязанностей обосновался в Стируме. В качестве личной камеристки княжна Елизавета приняла дочь прусского офицера Франциску фон Мешеде.