Её звали Лёля (СИ)

Затем, взявшись за руки, они пошли к середине острова, – туда, где напротив пристани, издавна называемой Семнадцатой (теперь мало кто помнил, откуда это взялось), расположился главный городской пляж. Сегодня, как впрочем и в любой жаркий летний день, народу здесь было много. Молодые люди дошли до лодочника, собирающего тех, кто желает перебраться на ту сторону.

Вскоре они уже были на противоположном берегу. К этому времени одежда на них давно высохла. Смыв песок со ступней, побултыхав их в волжской воде, и надев обувь, Лёля с Тёмой пошли рядом. Миновали пристань и вышли на Народный бульвар. Потом, пройдя чуть дальше, оказались на улице Розы Люксембург.

Этот район Астрахани издавна носит название Косы, поскольку когда-то и находился на довольно узкой, в километр всего, полосе земли, которая тянулась между Волгой и глубоким заливом, который тянулся параллельно Волги от реки Царев почти до другой, Кутума. Обе они не впадают в Волгу, а истекают из неё, чтобы затем влиться в другие рукава устья, тянущегося до самого Каспийского моря. В прошлом столетии часть залива засыпали, превратив в улицу, а название так и осталось – Коса.

Глава 4

Разговор с Ольгой меня почему-то задел за живое. Стал думать над её словами. Как она там сказала? «Это наша история. Святая история. Мы должны чтить память предков». Но я правда не понимаю, зачем раскапывать старые места сражений. Решил для интереса посмотреть какое-нибудь видео о работе поисковиков. Уселся за комп, включил. Рассказывали о боях подо Ржевом, где погибло больше миллиона советских солдат.

Ищут в архивах, смотрят по картам, потом едут на места боёв, а дальше в мокрой земле или даже по колено в воде возятся, находят кости и черепа, в кучку складывают. Радуются, как дети, когда удаётся найти смертный медальон или медаль. Или какую-то ещё личную вещь с именем или инициалами. Дальше делают запросы, пытаются установить, какая тут часть сражалась. Может, списки сохранились.

Ну, и зачем это всё? Кому теперь какая разница? Лежит боец в земле. Уже лет восемьдесят прошло. От него, наверное, уже ни детей, ни внуков не осталось. Живы только правнуки, может. Им-то какая разница, куда предок подевался? То есть погиб за Родину, вечная ему слава и память. А разыскивать зачем? Он в земле, похоронен. Так ведь нет, рыскают, тревожат старые кости. «Они бы ещё останками тех, кто в Гражданскую войну погиб, стали интересоваться», – думаю недовольно.

Выключаю комп, – эта тема точно не для меня. А что мне теперь интересно? На глаза попадается коврик от «мышки» – подарок Ани. На нем изображена какая-то весёлая анимешная картинка. У неё на этом пунктик. Любит японские мультики. Я не ценитель. Но раз подарила, то и хорошо. Раньше так было. Теперь нет. Потому беру коврик и бросаю в корзину для мусора. «Да пошла она, эта Аня!» – думаю и расстраиваюсь.

Становится одиноко. Ненавижу, блин, это состояние! Вроде бы всё хорошо: здоров, есть деньги, своя квартира. Всё в порядке, но почему тогда так тоскливо? Сам же отвечаю – я ненавижу одиночество. Оно меня угнетает слишком сильно, надо бы чем-то заняться. На компе играть? Вышел я из этого возраста. Лучший способ забыть о старой любви – завести новую. «Ага, завести, звучит прикольно, – думаю. – Как собаку или кошку. Но это так не работает».

Снова приходит на ум Ольга. Как же мы с ней познакомились? Ах, ну да. Забавно получилось. Она же маленького росточка, на голову меня ниже. И вот еду я на свой этаж в лифте. Заходит кто-то, – я как раз в телефоне залипал. Встает передо мной, нажимает на кнопку. Смотрю сверху вниз, а там большой такой мохнатый помпон на розовой шапке. «Что тут эта мелочь делает? – думаю. – Как её охрана-то пропустила? Наверное, чья-нибудь дочь. Начальника, может».

Едем вдвоем, и тут вдруг лифт дёргается и замирает. От неожиданности мелкая вздрагивает всем телом, испуганно пятится назад от двери и прижимается ко мне всей задней поверхностью, начиная от затылка и до самой попы. Замирает, и помпон мне залетает прямо в рот. Я же охнул от неожиданности, когда случилось такое прикосновение. Беру его двумя пальцами, отодвигаю от лица, сплевываю ворсинки.

– Ой! – вскрикнула мелкая, тут же подалась вперёд. Замерла и стоит, а помпон подрагивает. Это потому что девчонку трясет.

– У тебя клаустрофобия, что ли? – спрашиваю насмешливо.

– Да, – говорит она.

– Не бойся, скоро поедем. Тут так бывает.

– Часто?

– Раза два в месяц.

Стою и думаю: «Ну зачем я с ней болтаю? Девчонке лет 12, мелкая совсем. Сейчас выйдет из лифта и скажет кому-нибудь, что я к ней приставал. Сколько таких случаев вокруг! На фига мне этот геморрой? Вот же ерунда какая!» Начинаю не на шутку нервничать. Хочется, чтобы поскорее уже починили лифт. Мелкая после моих слов вроде перестала дёргаться. Достала телефон, звонит кому-то. Слышу в трубке женский голос. Девчонка говорит, что застряла и скоро приедет. «Только бы про меня не сболтнула чего», – подумал, и тут лифт дёрнулся и поехал.