Ее звали Лиза

— Вы — дед Лизочки? — так и ахнула Лиза. — Вы — отец Игнатий Петропавловский?

— Чертовщина! — прошипел у порога Петрусь, а старик потрясенно уставился на Лизу.

— Откуда вы знаете? Вам сказала Лизочка? Как же она решилась? — из него снова посыпались вопросы. — Мое имя никто не знает, только двое — Петрусь и Лизочка. Значит, она хотела, чтобы я поверил вам. Но почему не открыла вам пароль? Все было бы проще!

— Она не успела, умерла, — пояснила Лиза. — Да и при чем тут пароль? Поймите, если даже Лизочка и ждала кого-то на берегу, если и должна была с кем-то там встретиться, то вовсе не со мной. Я оказалась около нее случайно, говорю же! А ваше имя я увидела на книгах. Так просто было догадаться!

— Ну хорошо, — устало кивнул отец Игнатий. — В таком случае почему после ломбарда вы пошли сюда? Почему не отправились к себе домой? Почему не ринулись в комендатуру восстанавливать документы? Если среди ваших приятелей офицер интендантских войск, он мог бы помочь вам.

«Ага, — подумала Лиза, — значит, Алекс Вернер — интендант. При такой-то мужественной внешности и весьма любезных манерах — всего-навсего интендант? Какая скука! Вот, оказывается, что означают красные просветы в петлицах и на погонах. Ну, будем знать. Нет, хорошо бы никогда этого не знать!»

— Я… он ничем не мог мне помочь, потому что я познакомилась с ним только сегодня. Мы вместе плыли от островка, ну, знаете, там островок посреди реки, нас там обстрел застал. Потом вместе пытались спастись на берегу…

— Он видел Лизочку?

— Нет, он меня уже потом подобрал, на дороге. Предложил подвезти, а я побоялась отказаться…

— Подобрал! — фыркнул Петрусь. Но веселья в его насмешке не было ни грамма, наоборот, ее можно было испугаться. Что он, что старик смотрели на Лизу без капли доверия, смотрели как-то… оценивающе, как будто высчитывали, сколько минут дать ей еще пожить, прежде чем вынести суровый, но справедливый приговор подпольного суда. Именно этим ее и стращал Баскаков! Без суда и следствия… за сотрудничество с врагом на оккупированной территории…

Вот тут-то Лиза испугалась всерьез. Почти так же, как там, на берегу, под пулями.

— Я пошла сюда, потому что вынуждена была показать Вернеру — ну, этого офицера зовут Алекс Вернер, — торопливо разъяснила она, — мельдкарту Лизочки. И он решил, что я — Лиза Петропавловская. А адрес вы сами вслух сказали в ломбарде, он меня сюда и привез, ничего не спрашивая. Мои документы сгорели при взрыве… То есть у меня их не было… то есть они были не в порядке… И… и квартиры у меня нет, мне отказала квартирная хозяйка, потому что я… у меня кончились деньги, мне нечем платить. И с работы меня выгнали, то есть работы у меня нет. Сюда я зашла, потому что ко мне во дворе пристал этот, с усиками, племянник хозяйки, пан Анатоль. Он решил, что я — Лизочка, и я не стала спорить. Надо же мне было куда-то идти. А потом я хотела сразу же пойти в ломбард и все вам объяснить. Честное слово, я как раз собиралась в ломбард, когда вы тут появились!

Она сама не соображала, что говорит, мысли скакали, губы тряслись. Старый священник покачал головой:

— Медь звенящая и кимвал бряцающий, вот что такое ваши речи. Нет в них смысла. Да и думаю, что в поступках своих вы смысла не видите. У молодых девушек часто бывает очень короткий ум, они не понимают, что мощный враг наш — всего лишь колосс на глиняных ногах, не понимают, что кружит, кружит ветер — и вновь все возвращается на круги своя. Так и жизнь повернется: то, что от нас отторгнуто, будет нашим вновь. И тогда придется покаяться тем, кто запятнал себя предательством и сотрудничеством с врагами. Единственный выход сейчас — искупить свою вину, помогая по мере сил, и даже свыше сил, тому, кто с врагами борется.

Старик вещал, как будто Лиза была блудница вавилонская, которую он задался целью вернуть к праведной жизни! Проповедей таких высокопарных она по жизни просто не выносила, да и от Баскакова много чего успела наслушаться, а потому вспылила:

— Между прочим, у Лизочки, насколько я понимаю, тоже был друг немец. Оккупант Эрих Краузе. Не так ли? Она тоже запятнала себя сотрудничеством с врагами. С этим как быть прикажете?

Тут же ей стало стыдно.

— Извините, — пробормотала она. — Извините, отец Игнатий. Я не должна была…

— Не извиняйтесь. Откуда вам знать, что Лизочка сознательно свое доброе имя на алтарь победы положила? — проговорил старик. — Она для победы дурной славы не убоялась, а теперь и жизнь отдала за нее. Но только… кто бы знал, что так судьба повернется! Ведь Эрих Краузе…

Он осекся.

— Что Эрих Краузе? — осторожно спросила Лиза.

Старик молчал.

Ну, понятно, ему больно говорить о фашисте, с которым опозорила себя его внучка. Разумеется, Лиза и слова больше о том Краузе не скажет. Да и есть о чем говорить!

— Вот вы уверены, что все вернется на круги своя, — промолвила она устало. — Я знаю, что наши победят. Конечно, победят, само собой! Но вы-то… вам-то за что любить большевиков? Они религию искореняли, церкви сносили, вас чуть не прикончили. Вас же, наверное, не они освободили, а немцы?