Ее звали Лиза

— Вот как? Хм… Смотрите, вы здесь на фронте, а не в Париже или Берлине, под крылышком папеньки-фабриканта. Что же касается ваших пресловутых версий, то я, пожалуй, предпочел бы, чтобы данная особа оказалась не русалкой, а партизанкой. Мы отволокли бы ее в гестапо, и я наконец получил бы отпуск. Смотрите-ка, Вернер, у нее дрожат ресницы… Она приходит в себя! Откройте глаза, фрейлейн. Откройте глаза! Разве вы не понимаете, что я говорю?

…Лиза вздохнула, неохотно открыла глаза. Она лежала на травянистой полоске узкого островка, который находился посреди не слишком широкой и совсем не бурной реки. С некоторым усилием Лиза села и огляделась. Левый берег был высок, обрывист и покрыт аккуратными пеньками. Вдали, метров через сто, начинался довольно густой лес, и можно было предположить, что некоторое время назад он подходил к самой реке, а потом его вырубили. Теперь на берегу стояли несколько солдат в серо-зеленой форме, в касках, с автоматами и ручными пулеметами, направленными на лес. Под берегом притулилась лодка, в которой тоже сидели автоматчики. Увидела она солдат и на противоположном берегу. Они стояли редкой цепью вдоль дороги, сквозившей за реденькой рощицей. Половина солдат в цепи была в серо-зеленых мундирах, половина — в черных. А между их цепью и водой резвились веселые компании полуодетых людей. Мужчины были в купальных трусах или плавках, женщины кое-кто в модных купальниках, а кое на ком Лиза увидела самые обычные майки, заправленные в обычные розовые или голубые трусы и для шику перехваченные ремешками. Ну что ж, в конце концов, они тут собрались не для спортивных состязаний, где требовалась форма, а чтобы развлечься. И развлекались самым непринужденным образом. Небольшая компания играла в волейбол; много народу плескалось в воде; кто-то лежал на разостланных полотенцах и загорал, благо солнце было ярким и жарким; несколько молодых людей старательно уткнулись в книжки, демонстративно не обращая внимания на визг и смех, которые раздавались из-за кустов (ведь некоторые из отдыхающих были уже навеселе и вели себя совершенно непринужденно с легко одетыми девицами). Слышались звуки гармоники, и приятный голос громко, хоть и несколько фальшиво, выводил:

Около казармы,

У самых у ворот,

Фонарь стоит высокий,

Горит он круглый год.

И мы с тобой, в любви горя,

Стояли здесь, у фонаря.

Моя Лили Марлен.

Моя Лили Марлен…

По берегу туда-сюда сновал человек в серой форме с неуклюжей, громоздкой кинокамерой в руках. Он подбегал то к волейболистам, то к купальщикам, то заглядывал за кусты, откуда слышались дурашливые крики. Один раз в оператора полетела бутылка, и больше он в кусты не совался, целиком переключившись на волейболистов.

— Вы с таким любопытством озираетесь, как будто с луны на землю свалились! — засмеялся кто-то рядом. — Ну взгляните же наконец и на нас, грешных, все же мы в некотором роде ваши спасители!

Лиза повернула голову и наконец-то удостоила взглядом двух молодых людей, стоявших рядом.

Один из них — высоченный, плечистый, атлетического сложения блондин (вообще его вполне можно было назвать даже белобрысым, с ярко-голубыми глазами). Его мускулистое тело было очень белокожим, и солнце уже оставило на нем следы. «Если не оденется, то запросто сгорит», — подумала Лиза и оглянулась на второго молодого человека.

Тот смотрелся не столь эффектно: и ростом пониже, и в плечах поуже, и волосы всего лишь темно-русые, и глаза самые обыкновенные серые. Однако в его глазах, устремленных на Лизу, светилось столько откровенного мужского интереса, что она невольно смутилась.

— По-хорошему, именно нас, скромных героев, должен был запечатлеть сей досужий ловец сенсаций, — сказал он, кивая на оператора с камерой, и в его глазах сверкнула насмешка. Лиза узнала голос того, кого называли Вернером. А «белокурая бестия» — конечно, фон Шубенбах. — Какая жалость, что его не оказалось рядом, когда мы тащили вас из реки. Вот была бы трогательная иллюстрация к истории жизни доблестных вояк на новых территориях рейха! Одно дело — играть с местными красотками в мячик, и совсем другое — нырять за ними черт знает на какую глубину!

С чистого голубого неба светило жаркое солнце, дул теплый, ласковый ветерок, а между тем Лизу пробрал озноб. Она отвела взгляд от серых блудливых глаз Вернера и уставилась на серебристо поблескивающую воду. Ее колотило все сильнее, она даже плечи обхватила руками, пытаясь утишить эту дрожь.

— Спасибо, — пробормотала Лиза. — Я вам очень… я вам страшно благодарна.

— Надеюсь, вы понимаете по-немецки лучше, чем говорите, — весело сказал Вернер, — иначе все те многочисленные комплименты, которые я хотел вам расточить, пропадут втуне.

— Вы кошмарный болтун, Вернер, — пробурчал фон Шубенбах. — Почему вы уверены, что всем девушкам на свете нужны ваши дешевые комплименты?