Ее звали Мария

Старик подозвал двух мальчишек, которые крутились у столовой, наблюдая за танцующими.

— Отаедете к директору школы, — хмуро приказал он мальчиткам. — Да ие идите напрямкн — утонете. Глядите, какая грязища, а товарищ — в ботиночках…

С директором школы Алексеем Сергеевичем Целковским разговор был по-военному коротким.

— Вас понял. Чем можем — поможем. Поисковой работой в школе занимается Лидия Михайловна Гончарова, учительница литературы. Если сведения об Усковой верны, она найдет. Наша Лидия Михайловна — человек увлеченный. А дети? Что делают! Недавно пристали ко мие — давай им отдельное помещение для музея народного быта. А где я им возьму помещение? Школа маленькая. Конечно, если бы третий этаж пристроить…

Мы отправились к Гончаровой. На улице уже была ночь.

Лидия Михайловна в отличне от директора школы оказалась не такой торопливой. Сначала она накормила ужином меня и своего сына Витьку, потом внимательно выслушала рассказ о Саше и Марин, потом изучила папку с документами.

Я думаю так: нужно обойти в селе всех наших старушек и опросить их — может, кто помнит семью Марии. Таких старушек в Катричеве — тридцать шесть.

Откуда вы знаете? — удивился я.

Да я же здесь родилась. А потом мы недавно в школе вечер проводили, назывался он «Солдатские вдовы». Обошли с ребятами всех старух, у которых мужья и дети на войне погибли, и записали их рассказы на магнитофон. Шесть кассет записали. И знаете, какая получилась картина? Мы с детьми узнали о жизнн нашего села столько, что хватило бы на целую книгу. Пригласили из других городов детей наших старушек. И представьте — все приехали. Ни один не отказался. Вечер, конечно, был очень торжественный. Наши старушки сидели в президиуме, на сцене, а мы с ребятами рассказывали биографии их мужей, читали стихи, пели военные песни. После этого вечера бабушки мне проходу не давали: «Лида, дочка, а когда еще такой вечер будет? Может, мой Ванька опять приедет…»

Среди них есть Усковы?

В том-то и дело, что почти все они — Усковы. Моя мама тоже Ускова. Нужно сделать так: сначала обойдем всех Уско-вых, а потом остальных.

— Лидия Михайловна, о каком музее говорил ваш директор?

— Беда с этим музеем. Два года назад мы с ребятами решили создать в школе музей народного быта. Ну, знаете, собрать бытовые предметы — деревянную посуду, прялки, ткацкие станки, коврики, записать фольклор. У нас в селе старые люди знают очень много народных песен, которые поют только у нас, в степн. Собирали мы долго, сделали много. Но где все это хранить? Вот и воюем с директором, чтобы дал помещение. А пока все свалено в учительской…

На следующий день начались наши беседы с Усковыми. Я в основном молчал, беседу вела Лидия Николаевна.

— Здравствуйте, баба Мотя! Доброго вам здоровья!

Здравствуй, Лида. Спасибо, детка. Сидайте. А это кто же I с тобой?

Это, бабушка, корреспондент из Ленинграда. У нас к вам тело.

Из Ленинграда? — задумчиво переспросила баба Мотя. — А чего ж с такой далн приехал?

Баба Мотя, мы ищем родственников одной девушки, партизанки, ее фашисты повесили в сорок втором году в Сталинграде. Ее фамилия была — Ускова. Звали Мария. Вы ведь тоже Ускова?

Да сейчас-то я не Ускова, а в девках была Ускова, по отцу. А кто у нее были родные, у Марии вашей?

Отец — Иван Усков, отчества не знаем, мать — Прасковья Ивановна. У них было две дочери — Марфа и Маша. Марфа примерно с десятого года рождения, а Маша — с семнадцатого. Вот и нужно узнать — катричевская она или нет. В городе говорят — катричевская…

Кто говорит?

Скворцова Мария Иосифовна. Не знали такую?

Баба Мотя отрицательно качает головой. Глаза у нее слезятся, старуха поминутно вытирает их платочком.

Не помню, детка. А за кем она была?

Ее муж — Дмитрий Скворцов. На фронте погиб.

Тю, да это же Мнтька Скворцов. Знаю, и Марусю, жинку его, знаю. Маруся в девках была — Свиридова. А Ивана Ускова не помню. Был Митька Усков, его «бегунок» звали, был Сашка Усков, того «каблучком» звали, а Ивана не помню…

Пора уходить, мы прощаемся, но баба Мотя не отпускает нас, пытается усадить за стол, ставит миску с пирогами. Я отказываюсь, Лидия Михайловна шепчет:

— Нельзя, обидите. Съешьте пирожок…

Едим пирожки, пьем компот, благодарим и идем в следующий дом…

Бечер. Б окнах зажигаются огни…

— Ну, — говорит Лидня Михайловна, — если и баба Федора не помнит, тогда уж не знаю…

Мы вошли к бабе Федоре, заглянули нз горницы в комнату. На длинном столе стоял самовар, миска с пирогами, а за столом сидели старухи Усковы — баба Мотя, баба Матрена, баба Федора, баба Васена, баба Шура, баба Глаша — все те, у кого мы сегодня побывали. Старухи спорили.

Васена! — говорила баба Мотя. — Тебе восемьдесят, а ты уже ничего не помнишь. Я старше тебя и знаю — на ферме жили «бегунки», а на хуторе, в Кривой балке — «каблучки»… У них не было Ивана. Степан был, Федор и Семен были, а других не было…

Был один Иван, — сказала баба Федора, — не ругайтесь. Был Иван, я помню. Возле чувашей жил, на третьем хуторе. Я его помню, а отчества не знаю, жена у него была, дочка, одна или две, не помню. Бондарем был, бочки делал…