ef101f771b151ea240deb4ca35c18648

Последующие письма, начиная с середины двадцатых годов и кончая теми, что были написаны незадолго до смерти автора, отличаются от писем молодого Паустовского. В них нет уже попыток, так сказать, взять реванш за то, что не получилось в творчестве. В книги, которые он писал одну за другой, Паустовский открыл дорогу всему, что его переполняло, и не было уже надобности, когда ему хотелось излить душу, прибегать к некогда спасительной эпистолярной форме. За редкими исключениями — самое значительное из них относится к середине сороковых годов, когда он увлекся Татьяной Алексеевной Арбузовой (Евтеевоп), мечтая соединиться с ней и видя на пути к этому одни препятствия, когда он был поглощен охватившим его чувством, делиться которым мог только с той, кого полюбил,— письма Паустовского становятся менее исповедническими и все больше насыщаются самой разнообразной информацией. В том, когда и как они пишутся, наличествуют определенные закономерности. Как это ни странно, оседлая жизнь в Москве не способствовала эпистолярной активности. С трудом удавалось бесперебойно работать. Зато положение круто менялось, когда Паустовский путешествовал или перебирался в Солотчу или в Тарусу. Во время поездок было не до осуществления замыслов, и он во время остановок охотно обращался к письмам, благо впечатлений было хоть отбавляй, и он испытывал потребность поделиться с близкими людьми тем, что ему посчастливилось повидать. Мало что доставляло Паустовскому такую радость, как поселиться в глуши, отдаваться писанию, чередуя работу с рыбной ловлей и чтением. Равнодушный к комфорту, неприхотливый во вкусах и в привычках, он в деревенской избе, где никто и ничто не нарушали его уединения, чувствовал себя вольготнее, чем в оборудованной всеми удобствами городской квартире. Его не смущали ни непроглядная темень за окнами, ни вой свирепого осеннего ветра, ни керосиновая лампа, при свете которой приходилось проводить долгие вечера. Одного ему не хватало в этой блаженной оторванности от мира — близких и друзей. За отсутствием привычных собеседников он, повинуясь потребности в общении, волей-неволей вынужден был обращаться к «эпистолярному жанру».

Настаивая на том, что частные письма не являются принадлежностью художественной литературы, надо подчеркнуть, что, написанные писателями, они существенно отличаются от писем людей, далеких по роду своих занятий от литературы. И совсем но потому, что писатель в каждом своем письме одержим стремлением видеть средство художнического самовыражения, а потому, что его природа, присущие ему черты, независимо от того, думает он об этом или нет, проявляются во всем, к чему прикасается его перо. Это подтверждают письма К. Паустовского. Они, пользуясь выражением Пушкина, оживлены его слогом. Известно, какую роль в прозе Паустовского играла природа. Не меньшую роль играет она в его письмах. Сколько в них пейзажей „ беглых и обстоятельных, отмеченных свежестью и зоркостью взгляда. Элементы жанров — новелла и эссе, жанровая сценка и проникновенная акварель,— к которым К. Паустовский обращался в своем творчестве, присутствуют и в его письмах.

Приведя в своих воспоминаниях письмо к нему Паустовского из Тарусы, драматург Александр Гладков заметил, что Таруса в нем описана так, как Том Сойер красил забор — сразу хочется туда поехать. Это верное наблюдение относится к подавляющему большинству писем Паустовского, писем заразительных, рождающих желание быть там, где находится их автор. Можно было бы сказать, что письма Паустовского свидетельствуют о его эпистолярном мастерстве. Но это само по себе верное утверждение мало что объясняет. Это мастерство коренилось в таланте общения, которым наделен был Паустовский. Он безошибочно находил ключ к тем, с кем переписывался. Здесь ему никогда не изменяло психологическое чутье. Он умел быть нежным и гневным, добродушным и насмешливым, терпимыми и непреклонным. И при этом всегда оставался самим собой. Круг его интересов, привычки и пристрастия, симпатии и отталкивания — все это отражается в его письмах.

В настоящий том входят не все письма, которые на протяжении своей жизни написал К. Паустовский.

Прежде всего следует сказать, что не все письма до нас дошли. Зная, что Паустовский еще подростком разлучался с матерью, можно смело предположить, что он от времени до времени переписывался с ней. Эти письма не обнаружены. Едва ли в эпоху революции и гражданской войны Паустовский был так эпистолярно пассивен, как это явствует из ничтожного количества писем, дошедших до нас. Скорее всего, они пропали. Паустовский писал Бунину и собирался писать Горькому. Письмо или письма (если во втором случае он осуществил свое намерение) разыскать не удалось. Будем надеяться, что эти и другие, пока не нашедшиеся письма когда-нибудь впоследствии отыщутся.