Читаем ef101f771b151ea240deb4ca35c18648 полностью

Приехал домой вечером. У нас в комнате накурено, грязно и шумно. Приехал из Минска врач — К-ий... Показывал деньги, полученные за освобождение от воинской повинности. Говорил исключительно о деньгах. «Если я не украду — другой украдет» — вот один из его афоризмов. Он клептоман. Растаскивает наши вещи по мелочам. Открывают его чемоданы и отбирают обратно. Человек подлый, грязный, какой-то шершавый. Сегодня утром (12) уехал Романин. Стало хуже.

Теперь в отряде остался уполномоченный и фельдшерица, о которых я тебе уже писал, доктор и фельдшер, грубый животный парень из семинаристов.

Работать трудно. Если мне не удастся передвинуться на фронт со своим пунктом — я, может быть, уйду отсюда раньше 15 декабря. Едва ли я выдержу даже до 15-го. Здесь люди показывают свое настоящее лицо — и мне так гадко на душе, так физически противно их общество, что удерживает меня лишь одно,— мысль, что надо все пройти, все выдержать для того, чтобы создать себя...

Я часто думаю — неужели ко мне пришла та исключительная, небывалая любовь, о которой едва-едва мечтали поэты всех времен. Неужели это правда, девочка?

Должно быть, правда,— когда я думаю о жизни, о себе, о смерти, об искусстве и творчестве, о море — все мне кажется тусклым. Моя любовь сильнее. Значит, правда.

Твой Константин.

Е. С. ЗАГОРСКОЙ

16 ноября 1915 г.

Сейчас глухая зимняя ночь. Я потерял чувство времени, мои часы показывают половину восьмого — значит, часа два-три ночи. Я только что проснулся после короткого странного сна. Я позабыл, что мне снилось. Когда я напрягаю память, мне смутно видится широкая знойная улица, ночь, прозрачная бесконечность огней, шелест листьев каштана, по сонной улице, где разлита чуткая тишина, какая-то особая тишина звезд, гулко звучат мои шаги, и я знаю, что где-то здесь близко, близко дышит море. Весна прильнула к морю. И в шелесте листьев, в теплых ветрах, в шуме ночного моря, во всем я чувствую твою близость, я вижу твои глаза. Неуловимый сон, что-то, что было и чего не было. Может быть, образы Одессы.

По ночам я читаю Рабиндраната Тагора. Знаешь, как хорошо. Все, о чем он говорит, так гармонирует с моими порывами и настроениями. Я создаю себя. Неудержимый творческий порыв к высшему утонченью, одухотворенности, порыв увидеть свою душу изменчивой и прекрасной, тот порыв, который ты разбудила во мне,— он так силен, что порою мучит меня. И медленно, тихо загорается во мне, рождается та воля к жизни, которую я, быть может, на время потерял и думал, что ее у меня нет. Какой я глупый.

Теперь я знаю. Из корней и завязей горькой и дикой земли поднялся цветок утонченный, волнующий, слепи-тельный. Это был человек.

И если он зол, грязен и скучен — во мне подымается гнев, но это не убивает моих сил.

У меня теперь так много дум. Мне кажется, что в покое снегов, в озерах заката, в игре солнца, в шуме мглистых величавых морей, в вечерах и багряном диске луны, в звоне ветра, в девичьих глазах, в любви и страсти, в красоте линий, в душе чистого человека, в его тоске и творчестве, в грезах и безумствах яшвет истина, наш Бог, Единая Воля, Фетовское Солнце Мира. Как-то сразу она открылась мне. Должна быть гармония между душой человека и душой всего Мира, ведь душа человека — высший утонченнейший элемент мировой души, заключающая в себе, как капля фонтана — всю сущность воды, весь мир красоты и света.

Может быть, все это покажется тебе немного сухим, но это выписки из маленькой кожаной записной книжки. И все это правда. И вот дальше:

«Страшная сила в гармонии. Чувствовать ее во всем, как дыхание летнего ветра, быть окруженным, пропитанным этим сознанием, как окружающим нас воздухом, жить ею, знать ее во всем.

Теперь каждое слово, каждый образ для меня как-то особенно глубоки. Простые строки — «Я люблю тебя, как море любит солнечный восход». Несказанно-красивый образ, ведь правда — это не выдумка поэтов, это глубокая правда, что море любит солнце. Наитие, интуиция поэта так глубоки, что жутко и радостно заглянуть в глубины, которые он открывает. Одна из сверкающих граней жизни — море, море, влюбленное в восход солнца, в светотканые зори. Парча красок, ветры, свежесть, туманы, любовь к Хати-дже». Вот отрывки, заметки. Все это лихорадочно и несвязно. Все во мне бродит. Но у меня нет слов передать тебе, как все это сильно, ярко, как это волнует меня.

17. Вечер

Перейти на страницу:

Похожие книги

Прощай, Рим!
Прощай, Рим!

Башкирский писатель Ибрагим Абдуллин известен советскому читателю по издававшимся на русском языке книге рассказов «Соловьиный разъезд» и сборнику пьес «Цвела черемуха».В его новом романе «Прощай, Рим!» запечатлены картины борьбы советских бойцов в рядах итальянского Сопротивления в годы второй мировой войны. Партизанское движение в Италии активизировалось осенью 1943 — зимой 1944 года. Успехи Советской Армии, громившей главные силы фашистов и сковывавшей большое количество войск гитлеровского блока, в значительной мере способствовали увеличению размаха и результативности действий сил Сопротивления в странах Европы. В окрестностях Рима действовали боевые группы советских бойцов, которым удалось бежать из фашистской неволи, чтобы продолжить борьбу. Об одном из таких отрядов и его руководителе Леониде Колесникове рассказывается в книге, в основе которой — подлинные факты.Автор убедительно показал, как антифашистская борьба объединила людей разных наций. Прослеживая судьбу Колесникова и его товарищей, читатель узнает, какого напряжения нравственных и физических сил потребовала победа над фашизмом.

Ибрагим Ахметович Абдуллин

Проза / Проза о войне / Советская классическая проза / Военная проза