Наталья какое-то время смотрела на дочку растерянно, а потом закрыла лицо руками, тяжело вздыхая.
— Меня сократили, Настён. Вчера.
Сердце ухнуло в пятки. Вот так, в один день их семейный мир — небольшая, но устойчивая лодочка — грозил пойти на дно. А то, что ее попросили из группы, вдруг потеряло ту значимость, какую имело еще минуту тому. Без маминой зарплаты они загнутся. Окончательно и бесповоротно.
— Как?
— Просто. Предупреждали давно, что всех не потянут, но я и подумать не могла, что доберутся до нашей бухгалтерии.
— И что теперь? — сырник снова нырнул в варенье, идя на дно посудины, этого не заметила ни одна из сидящих на кухне.
— Если б я знала, Настенька. Вчера и сегодня звоню по знакомым, пытаюсь хоть что-то, хоть как-то… Я уже и не помню, как это — искать работу, представляешь? Сколько я там просидела? Семь лет?
— Семь. — Столько же, сколько уже нет папы.
— Да, и теперь пытаюсь вспомнить, как это делают. Но всем молодых подавай. А на меня, сорокалетнюю, смотрят, как на умалишенную. Будто я в модели набиваюсь.
— Мамочка… — Настя прикрыла глаза, в сотый раз за день чувствуя горечь на языке. Все так сразу и так не вовремя.
— Ты только нос не вешай! — заметив, что дочь стала чернее тучи, Наталья как-то сразу забыла о собственных горестях, взяла дочкины руки в свои, заглянула в глаза. — Прорвемся, мы же всегда прорывались. Правда ведь? Да и нельзя нам грустить! Только подумай какая хохма — Веселовы, да грустят!
Настя кивнула, не чувствуя ни грамма уверенности в словах мамы. Всегда прорывались, но какой ценой? За счет здоровья, нервов, собственной гордости. И стоило только всему устаканиться, стоило успокоиться, стоило начать планировать, как все полетело в бездну.
— Оооо, сырнички, — в кухню смерчем влетел всклокоченный Андрей, шумно грохнулся на стул, схватил чашку с чаем. — Вы чего такие тихие? — и лишь забросив в рот вкусность, хмуро глянул на своих женщин. Иначе он их не называл. Помнил сказанные когда-то отцом слова и обязательно собирался их исполнять.
Он их защитник, кормилец, надежда и опора. Пусть пока только будущая.
— Ты слишком громкий, Андрюш, по сравнению с тобой все тихие, — мама потрепала сына по волосам, вновь надевая на лицо маску беззаботности.
Она не хотела загружать детей своими проблемами, просто сдержаться не смогла. Да и Настя все равно бы рано или поздно поняла, так зачем таиться?
— Мамуль, я на минуту, — высвободив руки, Настя поднялась, вытащила из кармана телефон, протиснулась между спинкой маминого стула и холодильником, молча переступила через подножку брата, выставленную по старой доброй традиции.
— Давненько я вас не била, Андрей Владимирович, — услышала мамино замечание насчет поведения сына будто издалека.
— Это чтоб она ворон не ловила! — и ответ брата тоже прозвучал откуда-то извне.
— Ешь лучше, — Настя бросила слова через плечо уже в коридоре, а потом прошла в свою комнату, плотно закрыла дверь, отошла к окну.
Алина взяла трубку на третьем гудке. Значит, тренировка закончилась, или где-то там, в самом родном зале, объявлен перерыв.
— Слушаю.
— Дай номер «Бабочки», хочу попробовать.
Алина хмыкнула, но поддевать не стала.
— Записывай.
Глава 2
Бабочки никогда не спят. (с)
— Хай, — Настя подняла руку в молчаливом ответе на приветствие, даже улыбнулась.
Месяц прошел с тех пор, как она стала одной из бабочек Баттерфляя. Себе девушка могла честно признаться — этот месяц был не лучшим, не самым счастливым, детям о нем Настя рассказывать не рискнула бы. Ни гипотетическим детям, ни абсолютно реальной маме с братом. Благо, гибкий график позволял увиливать от необходимости прямо объясняться с Натальей Александровной о том, почему в определенные ночи дочь пропадает. Иногда Настя объясняла все учебой, иногда халтурами, иногда просто не объясняла, а приходила под утро, целовала взволнованную маму, которая так и не смогла лечь, пока ребенка нет дома, а потом валилась лицом в подушку, забываясь тревожным сном.
Худшие ее страхи не оправдались, правда и сказкой этот месяц не стал.
Встречу в Бабочке ей назначили в ту же субботу. Возможно, раздумывай на том конце провода дольше, пригласи Настю на воскресенье, затея с треском провалилась бы. Девушка нашла бы сотню и тысячу более достойных, надежных и беспроблемных способов заработать. Но в тот день все казалось ей до ужаса фатальным и неисправимым.
Мама лишилась работы, денег у них почти не осталось, а со счета, который мог бы здорово помочь, снять деньги Наталья Александровна не позволит. Пока жива — к тем деньгам она не притронется.
Тогда, поцеловав маму перед выходом, на счастье, Настя вновь схватила рюкзак, помчала к метро. Всю дорогу до злосчастного места потенциальной работы мяла пальцы, борясь с нервозностью, кусала губы, то и дело, делая музыку в наушниках громче, чтоб заглушала назойливые панические мысли.