– Значит, это сестра Кевина?
– Да. Правда, сводная. Со Стеффе мы прожили вместе всего несколько лет.
– Понятно.
– Знаете, мы были совсем юными, когда встретились с ним, я родила Кевина в восемнадцать.
– Ой да, мне показалось, что вы выглядите слишком молодо, чтобы иметь семнадцатилетнего сына.
Кажется, Лизетт не замечает комплимента. Некоторое время смотрит на ребенка, потом подходит к балкону. Снаружи по-прежнему хлещет дождь. Приоткрыв дверь, она тянется за пачкой сигарет; закурив одну, выпускает дым изо рта.
– Как так оказалось, что вы со Стеффе кузены?
– Наши матери были сестрами, но тетю я никогда не видела, она умерла в год моего рождения. А там на фотографии – Кевин?
Бросив взгляд в сторону рамок с фото, она кивает в ответ:
– Это он в первом классе.
– А сейчас он в гимназии или чем-то другим занимается?
Секунду Лизетт смотрит в окно. Потом, совершенно неожиданно, начинает плакать. Все еще зажимая пальцами сигарету, пытается закрыть лицо руками. Плачет почти беззвучно, но плечи сотрясаются от рыданий, и я сижу в замешательстве, не зная, как реагировать на такое откровенное выражение чувств. Я совсем не знаю эту женщину. Что мне сказать ей? Что, если мое сочувствие смутит ее, или того хуже – разозлит? Оглядываюсь вокруг, чтобы хотя бы найти для нее салфетку или что-нибудь в этом роде.
– Как вы?
Она сопит и, повернувшись ко мне спиной, выбрасывает сигарету. В просвете между майкой и штанами угадывается татуировка. Это кажется очень интимным, и вместе с плачем для меня это уже перебор – я встаю, чтобы найти уборную и принести кусочек туалетной бумаги. Когда я возвращаюсь, Лизетт сидит на диване, обхватив руками подушку в форме сердца.
– Спасибо. – Она вытирает нос. – Извините, просто, по правде говоря, мне сейчас хреново.
– Понятно. – Это все, что я смогу из себя выдавить. В сложившейся ситуации я чувствую себя неуверенно и некомфортно. Я осознаю, что ожидала, будто с вновь обретенной родней у меня моментально возникнет душевная близость, а вместо этого испытываю редкостную неловкость.
– Мне надо было сказать вам это сразу, как вы пришли, но… это чертовски тяжело.
Лизетт вздыхает, и на ее лице появляется измученная гримаса: – Кевин задержан за ограбление.
Я сижу неподвижно: полные надежд фантазии, которые я вынашивала целый месяц, разбиваются вдребезги. Я представляла, как мы с Кевином пьем кофе или навещаем могилу моего двоюродного брата, или даже победоносно устраиваем сюрприз для моей матери.
Мы обе долго храним молчание. Взгляд Лизетт пуст. Во мне бурлят вопросы, которые я приехала сюда задать. Пока я собираюсь с мыслями, она сама берет слово.
– Я думала, что теперь все в порядке. Я имею в виду, у Кевина.
Поднявшись, она подходит к балкону, чтобы зажечь еще одну сигарету.
– Он перестал общаться со своей старой местной бандой и поступил в гимназию в центре города. Знаете, они занимались всякой дурью, еще когда им было лет по двенадцать, – воровали, потом попались на хулиганстве. Кевина поставили на учет, мы ходили на беседы, но что я могла с ним поделать? Он меня не слушал. У меня был тогда тяжкий период, я только что рассталась с отцом Кассандры. Потом, к концу средней школы, стало еще хуже, и в конце концов Кевин попался на незаконном вождении. К тому моменту он уже достиг возраста административной ответственности, ему выписали штрафы, оплатить которые пришлось мне, а иначе они хранились бы в службе судебных приставов, пока ему не исполнится восемнадцать.
Сделав затяжку, Лизетт выдыхает дым в приоткрытую балконную дверь.
– Но, кстати, штрафы эти на Кевина подействовали. Он видел, как я надрывалась, чтобы оплатить их, и после этого образумился.
– А что Стефан? Он вам совсем не помогал?
– Стеффе? – Лизетт произносит его имя с презрительной усмешкой. Да что вы, он периодически появлялся с каким-нибудь дурацким подарком для Кевина, чтобы потом опять исчезнуть.
– Из-за чего он умер?
– Разбился на машине.
– Ох, и как Кевин воспринял смерть отца?
Лизетт пожимает плечами.
– На самом деле, для него мало что изменилось. Но расстроился, конечно. Кевин всегда восхищался папашкой, слова дурного про него при Кевине сказать было нельзя – сын отца в обиду не давал.
Мелисса подползла к ее ногам и начала проситься на ручки.
– Мне от Кевина доставалось, хотя я всегда была рядом с ним, неотступно. А Стеффе достаточно было вспомнить о сыне в день рождения, да еще и не в каждый, и Кевин уже боготворил его.
Лизетт тушит сигарету и закрывает балкон, потом, взяв девочку на руки, сажает ее к себе на бедро.
– Вы, наверное, читали об этой аварии, о ней много писали в газетах. Он въехал в ограждение и перевернулся, спасаясь от полицейской погони. Но, черт возьми, машина-то была краденая, чего же он хотел?
– Машина Стефана?
– Да, ваш двоюродный брат зарабатывал на жизнь не совсем честным трудом, если можно так выразиться. Его отпустили домой на побывку, и вот чем это кончилось.