Он сделает всё возможное, чтобы дети и внуки унаследовали его положение. Не прорывались снизу в конкурентной борьбе, а сразу на вершину – на вертолёте.
Навсегда! В его мире не будет больше никаких Революций и переворотов. Быдло не будет претендовать на что-то выше тёплого барака и места надсмотрщика в оном. А его дети, его потомки станут теми, кто правит. Аристократией.
Новый Мировой Порядок[100]
грядёт и Постниковы займут достойное место среди Правящих!Горничная прервала высокие размышления одного из Грядущих Правителей Земли (на меньшее Постников не соглашался даже в мыслях) сообщением о госте.
– Эх! – Вздохнул не слишком трезвый Аркадий Валерьевич, небрежным жесток указывая на небольшой беспорядок, – это… и зови.
Присев в книксене, горничная быстро прибралась и удалилась. Попаданец вообще любил такие вещи – мажордомы, книксены… поэтому его немецкая горничная приседала в книксенах и склоняла голову при каждом удобном и неудобном случае.
Выходец из будущего, получивший своеобразную эстетическую закалку на массивных золотых цепях и малиновых пиджаках, искренне считал себя человеком тонко чувствующим. Зря…
– Курт? Курт! – Схваченный за рукав прохожий недоумённо смотрит, и теперь вижу, что это не мой друг, несмотря на потрясающую внешнюю схожесть.
– Простите, – говорю неловко, отпуская рукав и неловко разглаживая его, – вы очень похожи на моего лучшего друга. Внезапно показалось, что он жив…
– Ничего, – с еле уловимым испанским акцентом говорит парень, – мне приходилось терять друзей, понимаю.
Неловко раскланявшись, расходимся. Внезапно слышится визг тормозов и в десятке метров от меня останавливается чёрный Форд модели А. Выскочивший из машины коренастый молодой мужчина с автоматом Томсона в руках, крикнул со странным акцентом:
– Привет тебе от Лански[101]
, профсоюзный ублюдок!Палец его уже нажимал на курок, и прохожий – тот, который не Курт, заваливается неловко на тротуар, пытаясь в падении достать оружие из-под полы пиджака.
Отдача мягко ударила по запястью и тяжёлая девятимиллиметровая пуля Люгера влетела бандиту в грудь. Вторая, третья… На помощь автоматчику выскочил водитель, только что сидевший с кривой ухмылкой. Неловко раскорячившись, похожий на араба мужчина начал стрелять, но испанец оказался быстрей.
– Уходим, – толкнул меня спасённый в плечо, – это мафиози, не стоит заводить с ними близкое знакомство. Да и мне лучше исчезнуть, профсоюзных деятелей полиция не любит.
– В машину, живо!
На ходу обернув руки платком, наскоро обыскиваю убитых, забрав бумажники и оружие.
– Зачем? – Интересуется испанец, трогаясь, едва я вскочил на заднее сиденье.
– Нужно точно знать, кто стрелял, а отсутствие документов у убитых может дать немного форы.
– Люди Меера Лански. Автоматчик – Багси Сигел, редкостная скотина, да и о Лански ничего доброго сказать не могу. Я Хосе, Хосе Родригес.
– Эрик Ларсен. К Бруклину давай, там парочка тупиков есть таких, что машину за пять минут средь бела дня на запчасти разберут.
Пару раз подсказав дорогу, на ходу стараюсь переодеться. Лёгкое весеннее пальто превращается в свёрток из химчистки, а на голове вместо кепки оказывается оставленная убитым шофёром шляпа. Не совсем в тон, ну да сойдёт…
– Тормозни, – приказываю Хосе, сам не понимая, почему продолжаю ему помогать, почему представился настоящим именем. Ну не считать же аргументом похожесть на лучшего друга, оставшегося в двадцать первом веке?! – Давай на заднее сиденье… погоди, перчатки вот возьми!
Пятнадцать минут спустя, загнав машину в тупичок, старательно протираю смоченной в бурбоне тряпкой все поверхности, которых мы могли касаться. Лицо прикрыто поднятым воротником рубашки от взглядов мальчишек, уже присматривающихся к автомобилю.
– Эй, – зову сорванцов, махнув рукой, – давайте-ка сюда, парни!
Голос изменён, лицо закрыто, отпечатков нет… осталось внести последний штрих.
– Машина горячая, скоро за неё могут взяться копы или люди Лански, так что смотрите – нужна она вам или нет.
– Лански? – Подросток сплёвывает презрительно, говоря с отчётливым ирландским акцентом, – еврейчик этот? Да пошёл он! Верно, парни? У нас свои авторитеты!
Махнув на прощанье ирландцам, трусцой выбираемся из переулков, всё так же пряча лица.
– Мистер! – Окликает один из мальчишек, – вам бы велосипеды сейчас, а? Могу продать… сотня за два!
Видя мои колебанья, добавляет:
– За углом, минуты не пройдёт!
– Аа… давай!
Минуту спустя катим на велосипедах, полуспортивный стиль одежды выглядит уже оправданным и уместным.
– Спасибо, Эрик, – несколько минут спустя говорит испанец, – дальше я сам.
– Что сам? – В голосе прорывается раздражение, – в лапы мафиози попадёшься?
– Надёжные люди…
– Адреса этих надёжных людей давно уже у Лански, а со мной тебя никто не свяжет. Пару дней посидишь у меня на квартире, всё равно приятели из университета торчат постоянно. Я сам из Уругвая, так что приятелю с испанским акцентом никто не удивится.
Бросив велосипеды в Центральном парке, едем домой на попутной машине. Американцы пока ещё не слишком законопослушны, время от времени таксуют очень многие.