Эффект Бали

– Уже пять жизней подряд.

Сева улыбнулся натянуто, пытаясь показать свое дружелюбие.

– На ретрите, да?

Она медленно покачала головой.

– Нет. Это ретрит на мне, – рассмеялась девушка. – И чего он боялся?

– Что-что?

– Ничего. Ты же из Москвы, да? – с какой-то жадностью спросила она.

– Ага. И ты, наверное, тоже.

– О-о-о, я из очень какой Москвы. Ты сейчас скучный, мне неинтересно. – С этими словами она резко повернулась, так что всколыхнулось белое платье, и быстро ушла.

Ноги Сева так Светозару и не сделал.

Зато Сева сам сделал ноги.

* * *

Светозар головой окунул Глеба в фонтан.

– В храм я тебя так не поведу.

– Да прекратите!

Светозар хохотал, держа его за шиворот, как маленького ребенка. Люди шли дальше, били в гонг и не обращали на них внимания.

– Не заслужил, не заслужил ты Меласти. Тебя в этой мажорной рубашечке не пустят, так что проведем по-своему.

– Да отпустите!

Глеб едва вырвался, а Светозар продолжал хохохать. Он просто схватил его и окунул в фонтан. Без прелюдий. Без… злости! Глеб опешил, не зная, как реагировать. Мутная зеленая вода стекала по подбородку.

– Вы больной? Что вы делаете?

– Следовать за божеством, чтобы смыть с себя несовершенства и несчастья, дурную энергию и принять в море святую воду амерту, – нараспев ответил Светозар и снова расхохотался. – Тебе, Глебушка, поголодать, очиститься и только потом в храм, с собой я тебя взять не смогу. Меласти проводят у океана и у святых источников, ты достоин этого – грязного фонтана при отеле.

Часть Глеба была возмущена, а часть – задета, будто все это имело какой-то смысл.

– Твоя амерта у тебя в бутылке.

– Да отъебитесь вы. – Он мог этого и не говорить. Его давно уже не держали. Глеб мог спокойно идти дальше к вилле, забыв об этом инциденте. – Я – не один из ваших сектантов.

– Ты хуже, Глеб, намного хуже, ты – моя проекция.

Больше всего его бесило, что через бред Светозара невозможно было пробиться. Непреодолимая стена чуши. Ему не скажешь «прекрати» или «что ты о себе возомнил?». Нет. Он упрям и заразительно самоуверен.

Глеб смотрел на него с какой-то долей обиды, чувствуя, как вода стекает все ниже и ниже по телу, под темную рубашку. Искал в себе слова и реакции, пока Светозар оставался таким же веселым и беспечным.

– Я не веду того, кто готов идти. Кто не готов – вот с тем случится путь.

– С чего вы взяли, что меня надо вести?

– Ты сам сейчас это сказал. Я знаю, что каждому такому мальчишке, как ты, нужно.

– И что же?

– Отец.

У Глеба дернулся глаз. Он нервно отхаркнул воду и пару раз шмыгнул носом, прискорбно отмечая: Светозар уже увидел его реакцию. Можно не притворяться, что эти слова его не задели.

– Не несите чушь.

– Что тебя больше оскорбило, Глеб? Что тебе нужно то же, что и всем, или что тебе нужен отец?

– Что вы чуть, на хер, не утопили меня в фонтане.

– Ты ко мне придешь.

– Приплыву.

Светозар рассмеялся.

– Быстро учишься, головастик.

– Вы в курсе, что вы больной?

– Я и есть здравый смысл, Глеб.

Глеб махнул на него рукой и решил идти уже наугад. Пойдет с остальным парадом, по фиг, лишь бы подальше от него. Но все-таки Глеб ожидал, что Светозар окликнет его, пойдет следом или ответит какой-нибудь колкостью, но ничего не происходило. Глеб одиноко продолжал идти, замечая, как поток людей сворачивает и поднимается выше.

Липкий пот, такой же стойкий запах. Черный цвет – это не для тропиков, из какого бы материала рубашка ни была сшита. Черный цвет – это вообще не сюда. В эти яркие джунгли, в чудаковатые храмы не менее чудаковатых монстров. Не в плетеные корзиночки с яркими желтыми цветами, даже не в эти рестораны с подушками на полу. Он всему этому не подходит, просто-напросто не подходит. Ни яркому небу, ни океану, ни песку. Ни улыбкам местным, ни яркой папайе.

Глеб шел по улице сгорбленным темным туристическим пятном, озлобленный и ядовитый. Бездомная собака увязалась за ним и молча семенила рядом. Бездомных собак здесь было полно. И даже они здесь отличались. На родине они косматые, крупные и однотипные, тут – какие-то чудаковатые. Видно, разные породы постоянно смешивались, так что получились странные гибриды. Пес, который его преследовал, худощавый, узкомордый, казался помесью длинноногой гончей и лабрадора.

Добраться до дома, стянуть рубашку, которая прилипла к телу, под ледяной душ и закрыться, закрыться, закрыться, навсегда и всюду. От всего сущего, от этого места, в котором Глеб чувствовал себя особенно… выделенным. Нет. Не так. Он не нашел еще нужного слова.

Что ему здесь определенно нравилось, так это каменные демоны. Все пучеглазые, клыкастые. Маленькие, большие, с вывернутыми челюстями. Аляповатые, смешные и пугающие.

Они вызывали отвращение, но продолжали его почему-то очаровывать. Может, потому что, пока на Глеба не свалилась его внезапная постпубертатная красота, он чувствовал себя таким же чудищем. Глазастик. Так его называли и мама, и одноклассники, и даже девушки. И какие бы дорогие кожанки ни носил, какую бы рубашку ни подобрал, внутри он продолжал чувствовать себя таким же комичным каменным пучеглазым демоном.