Эффект Бали

– Значит, блюй на того придурка, который впереди плетется.

– С удовольствием, госпожа.

Марго все-таки хихикает, и Глеб довольно улыбается. Рассмешить ее получается слишком редко.

– А как остальные? Расскажешь?

Она издает тяжелый вздох, бьет по рулю ладонями, думая, с чего начать.

– Леша едва двигается. Пьет колу литрами и держит мокрое полотенце на голове. Этот придурок расцарапал себе все колени и живот. Он решил прокатиться по плитке. Или на демоне, как он сам сказал.

– В стиле Леши. А ты как?

Марго долго молчит, неестественно и напряженно, подбирая слова. За нее Глеб переживал больше всех.

Он смутно вспоминает, как пытался найти ее в этом тумане, понять, как у нее дела. А потом… потом… Он нашел кого-то другого.

– Я видела другой нос.

Он не сразу понимает, о чем она, и смеется.

– Что? Как у Гоголя?

Он видит, как она смутилась, как каждое слово произносила через силу.

– Я заперлась в ванной и постоянно смотрела на себя. И… видела. Я только утром, на трезвую, осознала, что видела себя с другим носом, – хохочет Марго.

Она не будет рассказывать, что было на самом деле. О кожанной туше, забитой мокрыми чужими волосами, о криках, голосах, о силуэте за окном. Нет.

Глеб аккуратно садится и пробирается между сиденьями, чтобы стать к ней ближе. У Марго крючковатый, выразительный, типично армянский нос. И Глеб в жизни не догадался бы, что она его стыдится. По крайней мере, они никогда это не обсуждали.

– Ты хотела сделать пластику?

Она кивает.

– Даже отдельный счет завела. Представляешь? Откладывала деньги на операцию. Я с ума сходила. Все детство рыдала из-за него. Потом появились эти чертовы бьюти-фильтры в «Инстаграме». Я часами могла смотреть на свое идеальное замыленное лицо через фронтальную камеру, и чем дольше я на него смотрела, тем больше забывала, какая я на самом деле.

– Ты красивая, Марго. – Он хочет говорить искренне, правда очень хочет. Но Марго – это Марго. Она трудолюбивая, яростная, грозная, сильная, но слово «красивая» ни разу в этом списке не появлялось. Глеб никогда не думал о ней в таком ключе.

И Марго это чувствовала.

– Да просто… на долю секунды я почувствовала себя такой, какой, я думала, буду себя чувствовать, когда переделаю нос. Знаю, это звучит так по-бабски, так глупо, но… Я даже не знаю, какую аналогию тебе привести. У всех же существует это постоянное «если»: если у меня появится парень, то я буду себя любить, если у меня будет много денег, то открою свой бизнес и уйду с работы. Или… начну путешествовать. Вот этот нос и был моим постоянным «если».

– Но «если» – это твой нос, то что твое «то»?

Они выехали на узкую дорогу. В заполненных водой рисовых полях отражалось жаркое полуденное солнце. Мусор после праздника еще валялся вдоль шоссе.

– Не могу сказать, Глеб, просто не могу.

– Хорошо.

Ему даже хотелось добавить это светозаровское дебильное «Я слышу и понимаю тебя». Но он не понимал.

– Но затем все стало ужасно. Мне казалось, что я не контролирую свое тело. Что оно не мое. Мир стал совершенно другим, страшным… – она сделала глубокий вдох. – Я не знаю, как это описать. Это было отвратительно… – Она нервно облизнула губы. Ощущения вчерашнего дня остались в ней словно эхо. Иногда ей казалось, что ее тело до сих пор забито мокрыми волосами, словно ванный слив. – Ну а что было у тебя? Раз мы перешли на такие откровения.

Глеб пытался вспомнить. Никак. Марго везла их на виллу в Убуде. Знакомые уже улицы, все те же собаки. Интересно, что стало с той собакой, которую он встретил в храме?

На этом острове время шло как-то по-другому. Дни становились веками. В путешествии, наверное, всегда так. Глеб в какой-то момент завис в Испании на две недели, и тогда дни тоже были насыщенными, долгими, такими, что потом еще полгода с тоской вспоминаешь их в Москве. Но сейчас… Нет горячих испанок, дешевого алкоголя и пляжа. Только странная непонятная дичь.

– Сначала были звезды. Да… Я видел рисунок из звезд, потом они начали орать… – Нет. Он не скажет. – Мне казалось, что я заперт в аду из танцующих тел. Бесконечная вечеринка. Ну, знаешь, жесткая такая. Будто… Ох, даже не знаю. Помню, что еще постоянно извинялся и всюду, всюду видел это странное белое платье.

Марго внезапно свернула с обочины и остановилась так резко, что Глеб чуть не вылетел через лобовое стекло. Они уже почти въехали в город, и тот ответил недовольными сигналами автомобилистов.

– Белое платье? – с ужасом переспросила она. Марго глубоко и прерывисто дышала, будто у нее началась паническая атака.

– Марго, что случилось? Воды, может?

– Ты еще что-то видел?

– Что?

– Помнишь еще что-то?

– Я… – Он откинулся на сиденье и с трудом копался в воспоминаниях. – К нам никто не влезал на виллу?

Она медленно обернулась к нему.

– Что?

– Я разговаривал с какой-то девушкой, но, честно говоря, не совсем уверен, настоящая она или нет. Мы стояли на кухне, я дал ей еду. Потом вышли во двор, я погнался за ней, и тогда меня схватила полиция. Девушка в белом платье.

– Глеб, не было никакой девушки. Мы были на вилле одни.

– Ты уверена?