Эффект бешеного Солнца

— Нет, Юрий Васильевич, вы уж не сердите дам, — сказал Сломоухов. — Это небезопасно, смею вас уверить. Вот вы лучше скажите мне, мог бы я надеяться затащить вас в тайгу? Вы представляете, конечно, какое обилие приключений нас ожидает там?

— А меня как-то не привлекает ваша цель, Александр Денисович, — сказал Юрий Васильевич. — Поймать удивительного зверя, это интересно, но зверь, судя по всему, — человек.

— Ну, и что же? — ответил Сломоухов. — Ну и что же? А если удачный отлов этого существа — праздник для науки, если это удар по всем нашим представлениям? Черт возьми, поставить эволюционное учение с головы на ноги!.. Но я вижу, что не убедил вас. А вот Афанасий Петрович, вероятно, другого мнения, — вкрадчиво сказал Сломоухов, и Юрий Васильевич понял, что разговор с ним был затеян не столько ради него самого, сколько ради Афанасия Петровича. — Вы местный житель, богатырь, как вы можете сидеть в городе…

Сломоухов не договорил, в столовую вошел Памфил Орестович с маленькой зеленой книжкой в руке.

— Вот, я разыскал вам один материал, — сказал Памфил Орестович. — Послушайте…

Памфил Орестович перевернул несколько страниц и медленно начал читать, время от времени поглядывая на Сломоухова: "Дождь перестал совсем, температура воздуха понизилась, и от воды стал подниматься туман. В это время на тропе я увидел след, весьма похожий на человеческий. Альла ощетинилась и заворчала, и вслед за тем кто-то стремительно бросился в сторону, ломая кусты. Однако зверь не убежал, он остановился вблизи и замер. Так простояли мы несколько минут… Тогда я нагнулся, поднял камень и бросил его в сторону, где стоял неведомый зверь. В это время случилось то, чего я вовсе не ожидал. Я услышал хлопанье крыльев. Из тумана выплыла какая-то большая темная масса и полетела над рекой. Через мгновение она скрылась в густых испарениях, которые все выше поднимались от земли. Собака выражала явный страх и все время жалась к моим ногам. Меня окружала таинственная обстановка, какое-то странное сочетание тишины, неумолчного шума воды в реке, всплесков испуганных рыб, шороха травы, колеблемой ветром. В это время с другой стороны послышались крики, похожие на вопли женщины. Так кричит сова в раздраженном состоянии.

Вечером, после ужина я рассказал удэгейцам о виденном в тайге. Они принялись очень оживленно говорить о том, что в зцешних местах живет человек, который может летать по воздуху. Охотники часто видят его следы, которые вдруг неожиданно появляются на земле и так же неожиданно исчезают, что возможно только при условии, если человек опускается сверху на землю и опять поднимается в воздух. Удэхейцы пробовали его выследить, но он каждый раз пугал людей шумом и криками, такими же точно, какие я слышал сегодня…"

Памфил Орестович закрыл книжку и задумчиво добавил:

— Такие же летающие люди встречались и в Китае…

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ

— Батюшки, вот удача! Ну что за золотой человек! -воскликнул Сломоухов. — Судя по имени собаки, это Арсеньеа! Это его собаку звали Альпа, да и поэтичность описания выдает автора[1]. Ведь сколько раз я слышал и этот плеск испуганных рыб, и шорох трав, и тишину таежной ночи, но чтобы вот так изобразить все вместе и на одном дыхании — никогда. Теперь я кум королю и сват министру. Есть свидетельство, есть! Слово за вами, Афанасий Петрович! Слово за вами! По рукам, что ли!

— Велика честь, Александр Денисович, — сказал Афанасий Петрович и зажмурился. — Где уж нам за вами угнаться.

— Ну, ну, не нужно, Афанасий Петрович. Скромность здесь неуместна. Задачи науки…

— Да какие тут задачи науки? Поймать человека и в клетку посадить, что тут за задачи науки? Зверство одно. Брось, Александр Денисович, пусть его летает…

— Да как вы можете так говорить! — возмутился Сломоухов. Чтобы я отступил? Плохо же вы меня знаете, Афанасий Петрович. Ведь я же его видел, видел! Между прочим, в тот самый день, когда с вами… — Сломоухов на секунду замялся, но остановиться был уже не в состоянии, — когда с вами произошло несчастье.

Афанасий Петрович заметно оживился.

— В тот самый день? — удивленно переспросил он. — А где?

— Ну знаете ли, это не в городе происходило, где бы я мог назвать улицу и номер дома.

— Так где же, где? — настойчиво повторил вопрос Афанасий Петрович.

— Ну, у Ерофеева распадка, если вам это что-нибудь говорит.

— Знаю распадок тот. Там старый кедр стоять должен.

— Правильно, правильно, и он как раз на нем сидел, — с удивлением сказал Сломоухов. — Ну, брат, ты здорово тайгу знаешь.

— А чего же не знать, чай, родился в ней, матушке, — Афанасий Петрович задумчиво улыбнулся и как-то по-особенному тепло сказал: — Дедушка, дедка.

— Кто? Какой дедушка? — не понял Сломоухов.

И вдруг Юрий Васильевич вспомнил: тогда, в тот памятный вечер, когда он вошел в комнату, где на столе лежал Афанасий Петрович, было нечто необыкновенное. Был звук, похожий не то на плач, не то на смех, в когда Федор Никанорович подошел к разбитому окну, снаружи тоже донесся этот же всхлипывающий звук.