Эффект Буратино

Банкет полился своим чередом, как и все банкеты в мире. Сначала выпили, не чокаясь, за виновника торжества. Потом президент компании торжественно вручил ему последний чек с зарплатой и предложил тост за то, чтобы хозяин успел его потратить. Павл тут же послал чек в ресторан. Все зааплодировали. Дальше все пошло, как обычно. Пили за его заслуги, поднимали бокалы за присутствующих, за руководство, за дам. Потом кто-то включил музыку, и все принялись танцевать. Он пересел в угол и молча наблюдал за веселой кутерьмой, не веря, что видит все это в последний раз.

Мягкие губы пощекотали его ухо.

– Не хочешь потанцевать?

– Рысе-енок, – он повернулся к Арисе и потянул ее на стул рядом с собой. – Ты сегодня классно выглядишь.

– Старалась, – хихикнула она. – Между прочим, догадайся, для кого?

– Не знаю, – он скорчил недоуменную гримасу. – Неужели, для меня?

– Дурачок, – она ласково щелкнула его по кончику носа – А для кого же еще?

– Слушай, – сказал он. – Может быть, мы ненадолго исчезнем?

– Только не надейся, что я откажусь, – заявила Ариса, кокетливо теребя краешек платья. – Не дождешься. Все-таки, в последний раз.

– Тогда я пошел? – Павл оглянулся, но никто не обращал на них никакого внимания.

– Yes, – она чмокнула его в щеку и вскочила. – Через пять минут на НАШЕМ месте.

И, подняв руку с растопыренными пальцами, упорхнула к столу.

Павл еще немного посидел, потом встал и направился к двери.

– Эй, ты куда? – За столом загалдели. – За тебя пьем…

– Сейчас, – отмахнулся он. – Дайте последний раз отлить в любимом местечке, потом ведь не пустите…

И, под дружный смех, он вышел в коридор.

После того, как их с Риской несколько раз застали целующимися в разных углах коридоров, Павл случайно обнаружил в пристройке маленькое помещение, предназначенное, скорее всего для уборочного инвентаря, но почему-то пустое. В двери даже не было замка. Тогда он купил замок, и, задержавшись вечером, вставил его в дверь. Потом нашел в подвале старый офисный диван и притащил его по частям в каморку. Диван занял почти все свободное место. Но им больше ничего и не было нужно.

В дверь тихонько постучали. Он открыл ее и, впустив Рису, быстро защелкнул замок.

– Ну, наконец-то, Рысенок! Мы так давно не были вместе, что мне кажется, уже лет сто прошло. Я так по тебе соскучился.

– Ага, – пробормотала она. – Вместе. Это же в последний раз, Палик.

Веселость ее куда-то улетучилась, и она сидела на диване, опустив голову, и теребила в руках салфетку. Павл осторожно взял у нее бумажный комок и поцеловал в шею. Она повернулась и, отвечая на поцелуй, всхлипнула.

Павл принялся успокаивать ее, нежно гладя по волосам и шепча всякую ласковую ерунду.

– Ну, почему? – с отчаянием спросила она. – Почему так рано? Ведь тебе всего тридцать пять? Может быть, они ошиблись?

– Ты же знаешь, что Большой Админ не может ошибиться, – усмехнулся Павл. – От него зависит уровень жизни. Ошибки могут привести к сбою программы по регулированию численности населения. Там тысячекратные многоуровневые проверки.

– Да знаю я все, – отмахнулась она. – Но почему ты? Почему так рано? Может быть, твои родители в чем-то провинились перед правительством, и срок уменьшения их жизни перешел и на тебя?

– Иди сюда, – сказал он. – У нас мало времени. Там скоро хватятся, куда мы пропали.

– Ну да, – улыбнулась Риса, подобрав салфетку и аккуратно промокнув слезы. – Как же. Секрет Полишинеля. Вот увидишь, они нас еще поздравлять будут, а потом…

– Так, – свирепо прошептал он. – Если ты сейчас же не замолчишь, мне придется сорвать с тебя это красивое платье. А я подозреваю, что переодеться тебе не во что.

– Ладно, – с обычной кокетливой гримаской вздохнула она. – Подчиняюсь грубой мужской силе…

…Он здорово надрался. Честно говоря, все – таки не очень хотелось уходить из жизни в тридцать пять лет, что бы там не говорили высоколобые умы. По большому счету, он еще и жить-то только начал по-настоящему. Отцу вон уже шестьдесят, а День Ухода у них почему-то один. Как бы то ни было, отец успел всего насмотреться. Мать, правда, рано умерла, но тут виноват он сам. Отец говорил, что роды были очень трудными. Минуточку, если она умерла не в свой срок, то, по закону, оставшиеся годы должны были перейти к наследнику, то есть к нему. Ну, пусть двадцать пять процентов. То есть, если отнять еще эти годы, выходит, что ему, вообще, было определено жить лет двадцать пять, не больше? Какая-то ерунда получается. Он попытался осмыслить это, но туман в голове мешал сосредоточиться. К тому же доставили праздничный торт, и поднесли ему для торжественного задувания свечей. По обычаю, это мог сделать только сам уходящий. На торте весело горели тридцать пять огоньков. Павл с трудом задул семь и со смехом поднял руки, но все протестующе загалдели. Непотушенные свечи, по приметам, могли принести гостям несчастье. Он покорно вздохнул и принялся уничтожать остальные.

Риса больше не подходила к нему. Он пытался отыскать ее глазами в толпе, но нигде не заметил.

– Вот, еще и Риска, – подумал он. – Видимо, она, все-таки, его любит. Иначе веселилась бы вместе со всеми.