Эффект чужого лица

– …и папины деньги! – закончила за нее Астра. – С его связями передо мной все пути открыты, особенно если задействовать материальный ресурс! Оплатить «раскрутку»!

– Зря, что ли, мы тебя учили?

– Ну, почему же зря? Жизнь – та еще трагикомедия! Без лицедейства ох как трудно. Люди куда охотнее воспринимают притворство, чем искренность.

– Искренность иногда коробит… – с сердцем произнесла старшая Ельцова. – Что у вас, молодых, за манера такая, резать правду-матку? Режете-то по живому…

– Больно, да? Зато полезно. Вскроешь нарыв – человек сразу на поправку идет.

– Или умирает…

– Значит, лучше пусть живет во лжи и неведении?

– А если эта ложь во спасение?

Мама опять вовлекла ее в дискуссию, которой нет конца. Астра сумела вовремя остановиться:

– Слушай, это, наверное, диалог из какой-нибудь старой пьесы? Островский, Чехов?

Лилиана Сергеевна грешила подобными «розыгрышами»: обычный разговор переводить вдруг в русло театрального диалога. Она перечитывала множество пьес и некоторые понравившиеся ей места запоминала наизусть. А потом ловко пускала в ход. Так она реализовывала в себе несостоявшуюся актрису.

– У нас с тобой отлично получается! Можно смело устраивать домашний спектакль. Давай, сыграем что-нибудь…

– Нет, уж. Уволь! Любительские спектакли – дурной тон.

Столь весомый аргумент возымел действие – Лилиана Сергеевна сразу отстала. Она никак не могла смириться, что из ее дочери не получилась звезда драматического театра или большого кино. И пыталась пробудить в Астре творческие порывы.

– Пойду к себе, – сказала та со вздохом сожаления. – Ветер поднялся. Холодно…

Такой чудесный миг наедине с подмосковной природой был испорчен.

Лилиана Сергеевна, сдерживая слезы, постояла еще немного на террасе. Небо заволакивали снеговые тучи, понизу стелилась белая поземка. Ночь обещает быть вьюжной, непроглядной, тоскливой, когда часами лежишь без сна и размышляешь о несбывшихся надеждах. Почему человек вечно чем-то недоволен? Разве дети обязаны осуществлять мечты родителей? Астре не по душе сцена, бизнес тоже ее не привлекает. Чем наполнены ее дни и ночи? Какие мысли порождает ее бессонница?

Госпожа Ельцова вынуждена была признать, что самый близкий человек – родная дочь для нее – закрытая книга, в которой не удается прочитать не то, что страницы – абзаца. Как это получилось? В какой из бесчисленных моментов времени они отдалились друг от друга, разошлись по разным берегам?

Астра закрылась в спальне и думала о предложении Матвея. Ее захватило предвкушение нового расследования. Пора, пора, засиделась она среди снегов и тишины, заскучала. Нарастающее беспокойство – верный признак того, что где-то рядом, в невидимом тонком мире, точной копии нашего, зреют опасные замыслы. Против кого? С какой целью одно существо покушается на жизнь другого? Ответ следует искать в лабиринтах прошлого, темных, покрытых пылью забвения…

Карелин позвонил рано утром и рассказал о встрече с бывшей любовницей. Ему бы хотелось скрыть сей факт, но обстоятельства не позволили: слишком непринужденно, легко он говорил о Ларисе. Притворство… Впрочем, на его месте так поступил бы каждый. Даже она. Чем жизнь отличается от театра? Размерами подмостков…

Не то, чтобы Астру это задело: ревновать его к былым увлечениям глупо и недостойно. Но как избавиться от недоумения: что общего между ним и откровенно похотливой, пустой женщиной? Неужели приятный секс? Почему бы и нет…

Эта связь с Ларисой каким-то образом унижала Матвея, хотя чисто физиологически была объяснима и естественна. Было досадно за мужчину, которого Астра могла бы полюбить. Или уже любила… Она искала в возлюбленном безупречности, не будучи безупречна сама. Каким-то образом его унижение распространялось и на нее, напоминая ей о собственном опыте – неудавшейся первой любви и скандальном разрыве с женихом.

– Наверное, я становлюсь святошей, – пробормотала она, лежа на широкой кровати и глядя в потолок. – Прискорбно…

В голове бродили сумбурные мысли. Вспомнился провинциальный Камышин, дом баронессы Гримм, где Астра служила компаньонкой, их ночные бдения у камина, вой ветра и треск поленьев, объятых пламенем[1]…

Вероятно, она уснула, потому что опять оказалась в горящем коттедже… задыхаясь от дыма и ужаса, пыталась выбраться… но все двери были закрыты, а окна забраны решетками…

Тогда чудо спасло ее. Мандрагоровый человечек Альраун пришел на помощь, шепнул на ухо заветное слово: «Прыгай!» И она выпрыгнула с мансардной террасы в сад, освещенный пожаром. Теперь она была уверена, что, если бы не Альраун, ее постигла бы страшная участь сгореть заживо. В те роковые мгновения она не думала о «домашнем божке», зато он о ней позаботился. Ну и о себе, конечно. Говорят, корень мандрагоры в огне не горит и в воде не тонет, но Альраун предпочел не рисковать.