– У вас перелом? – Оля постаралась быть участливой и вежливой.
– Хуже, мениск выскочил. Меня Римма зовут.
– Ольга.
Аккуратно разложив гостинцы, Оля отступила к стене. Стул в палате был в единственно числе, задвинутый под кровать загипсованной женщины.
И девушка, внимательно следящая за Олей, не предложила им воспользоваться.
Римма бессовестно разглядывала посетительницу. Хитрые глазки – бусины ощупали новый костюм, просканировали сумочку и сапожки, брови девушки завистливо взлетели.
«Кого она мне напоминает?» – пыталась припомнить Ольга. – «Ну да, баскака, сборщика податей из мультфильма про Илью Муромца. Бегающие жадные глазки, лунообразное лицо, причмокивающие губки – так– так, а сама за копейки работаю, в байковом халате хожу…».
Только Ольга оказалась далека от истины.
Всплеснув руками, Римма закачалась из стороны в сторону, словно болванчик.
– Дальняя родственница говорите. Понятно. Были бы близкая, знали, ваша бабушка без крыши над головой живет, милостыню просит. У киосков с протянутой рукой стоит! Чтобы я свое матери слово злое сказала? Или куска хлеба лишила? А ваши родственники старуху на улицу выгнали. Алкаши! А эта деловая, пришла вся с витрины упакованная, словно и не при делах и не знает ничего. Творожками откупается.
Такого поворота Ольга не ожидала. В горле невольно затвердел комок – не продохнешь.
Римму несло, она готовилась все мировое зло возложить на плечи таких же безответственных людей как Ольги Миро.
И тут поток льющейся грязи прервал скрежет подвесных блоков. Женщина в гипсе снова дернулась, разом приведя в движения ржавую конструкцию. Она словно присоединялась к обвинению, или, наоборот, выражала немой протест.
Римма ойкнула и, схватившись за больное колено, заковыляла к соседке по палате.
– Людмила, тебе помочь? Может утку? Или сестру позвать? Болит чего или пить хочешь?
Загипсованная молчала, лишь буравила глазами словоохотливую девицу.
Ольга слушала причитания сменившей мантию прокурора на рясу сестры милосердия Риммы и недоумевала. Ритмичность ее голоса не поменялась вовсе, там-там–там, ах-ах-ах, изменился лишь смысл произносимых слов.