Эффект Эхо

Стоит напомнить, что после памятного вечера, когда семья приютила под крышей нечистого, и дочь хозяина посмела в него влюбиться, прошло без малого три сотни лет. Но призрак обманутой и обесчещенной девушки поныне является гостям замка. Сколько бы усилий не предпринимали бедные родители, а в последствии другие владельцы, перекупившие у них поместье, сколько священников ни приглашали, все попытки изгнания духа оказались тщетны. Каждый год в день Всех Святых призрак бедной Анны возвращается и приводит живых в ужас.

Странность в том, что в этом году сигнал бедствия поступил намного раньше. До Хеллуина еще несколько недель, но в Лофтус Холле разыгрался настоящий полтергейст…»

— Ну и где твоя бабка — нарушка? Как отошла от буксира? — на посту появилась нянечка, приволочившая за собой странное сооружение на колесах, симбиоз швабры, ведра, вантуза и многочисленных щеточек и тряпочек, фантастический клиннинг комбайн, нео — Мойдодыр.

Неприятный фальцет отвлек Ольгу от чтения занимательной статьи, напомнившей о заказе фриков, и заставил прислушаться.

— Если учесть, что она на гармошке день пролежала, то неплохо. Старушка крепкая оказалась. Не скажи, что потеряшка, памяти ни грамма, кто, откуда, как зовут, бесполезно. Слава Богу, при документах доставили. После реанимации к нам подняли. Три дня убогая молчала, я уж грешила — перелила ей «Ксюши».

Вчера, свят свят, оклемалась, кушать начала, с соседкой по палате разговаривать. Вспомнила себя.

Оля недоумевала, вроде по-русски говорят, а понятно от силы половину?

— Ее Пал Михалыч на ЭКГ повез, сам, беспокоится. Хороший человек он, сердешный, — закончила дежурная медсестра, сидевшая на посту. Нацепив на веснушчатый носик очки, вернулась к записям.

Нянечка согласно кивнула, мол, да Михалыч — душа, и стараясь не мешать коллеге, толкнула Мойдодыр по направлению к ближайшей палате.

— А вот и они, возвращаются. Люся, везут твою «норушку», отвлекись!

Ольга следом за медсестрой выскочила в коридор.

Из главного холла свернул друг Пашка, в салатной униформе с развевающимися поверх крыльями халата. Ни дать ни взять — ангел. Он вез на кресле толи человека, толи птичку, согбенное существо в ночной сорочке с надписью Минздрав. На лбу у старушки красовалась заклеенная пластырем рана. Загипсованная правая нога торчала пистолетом, на здоровой ноге болтался забытый кем-то огромный тапочек. От продолжительного лежания в одной позе растрепанные седые волоски на голове бабушки свалялись, торчали сикось-накось подобно слипшимся ежовым иголкам.

Никто не догадался причесать Веру Артуровну, придать ей божеский вид. Подняли с койки, взгромоздили на каталку и отправили по этапу.

От жалости к бедняге у Ольги закровило сердце.

— А вот и первые гости к вам, сударыня, — шепнул на ухо пациентки лечащий врач.

Подобно китайскому болванчику дернулась маленькая голова, приподнялись морщинистые веки, мутные глаза сделали полукруг и устало закрылись.

Мол — какие ко мне могут быть гости, кроме архангелов?

Павел успокаивающе махнул рукой, что означало — не переживай, бабушка в полном порядке и, приподняв на приступке кресло, завез Веру Артуровну в палату.

Ольга осторожно шагнула следом.

Забинтованная женщина, повиснув на блоках, лежала неподвижно. Римма присела на кровати и не сводила с Ольги любопытных глаз.

Подоспевшая медсестра вместе с Пал Михалычем осторожно приподняли старушку и, стараясь не причинять боли травмированным ребрам и ноге, словно перышко перенесли на кровать.

Сдерживая слезы, Ольга прижалась к уже знакомой стене.

«Не дай мне Бог дожить до столь преклонного возраста и носить чужие тапочки и ночнушку от Минздрава. Лучше уж…»

Оказавшись в постели, Вера Артуровна поохала, покряхтела. Заняв удобное положение, приподнялась на локте.

— Спасибо Вам, дорогие мои…. — услышала Оля знакомый шамкающий голос.

Павел Михайлович погладил ее по руке.

— Да полно тебе, мать, Все хорошо. Идешь на поправку. Сердце как у младенца, ни шумов, ни аритмии…

В этот момент распахнулась дверь палаты и со словами:

— Ну и где наш Божий Одуванчик? Бегать будет? — через порог шагнул …Антон.

Ольга вжалась в стену, совершенно забыв о дыхании. Что он тут делает? — мелькнула глупая, по сути, мысль. Потому что ей на смену спешило воспоминание — «Я врач, мало того, реаниматолог. Недалекой маме крупно повезло…». Пасьянс сложился мгновенно. В самолете Ольга не успела спросить — в какой именно больнице служит Антон. И вот, пожалуйста,… Немыслимое совпадение!

Молодой врач, похлопав по карманам халата, достал стетоскоп, присев на стул рядом с кроватью Веры Артуровны, приподнял одеяло, осмотрел ее загипсованную ногу, заклеенную рану на лбу, осторожно коснулся ребер, оттянул вниз веки, тронул на шее пульс. Повернулся к Павлу и расплылся в улыбке.

— Ну что, Самоделкин, мы сделали это?

— А то! — потер руками Пал Михалыч.

Через мгновение Антон заметил распластавшуюся по стене Олю, и улыбка медленно стекла с его лица.

Неподдельное изумление мелькнуло в глазах, высветился тот же вопрос — «а что ты здесь делаешь?», не получивший вразумительного ответа.