- Даже так?! - удивлённо изрёк он. - И в чём же причина такого явного нежелания возвращаться домой?!
- Ох, Федь… даже не спрашивай. Я и так вляпалась настолько, что даже не знаю, как теперь оправдываться. Дома меня ждут допрос с пристрастием и много нелестных слов. А у меня нет даже мало-мальски подходящей отмазки… хотя и правду тоже говорить не стоит, - она отвернулась и нервно потёрла глаза, где уже собирались наворачиваться слёзы. Ведь Аля на самом деле не имела ни малейшего представления, как ей поступить. Ей было дико стыдно перед мамой, которой она никогда прежде не врала; стыдно перед самой собой, за такое развязное поведение. А от каждого воспоминания о прошлой ночи по телу пробегала дрожь. - В общем, я не имею ни малейшего понятия, что делать, и пока не придумаю, дома мне лучше не показываться.
- Знаешь, у меня всегда хорошо получалось находить прекрасные оправдания даже своим самым серьёзным ошибкам. А таких, поверь, было очень много. Так что, если тебе нужна помощь талантливого “сказочника”, моя фантазия в полном твоём распоряжении, - Федя улыбнулся, но наткнувшись на недоверчивый взгляд Алины, понят, что она ему не верит. - Зря ты так на меня смотришь. Я ведь, правда, могу помочь. Можно сказать, у меня талант красиво “вешать лапшу на уши”.
- Ну ладно, давай попробуем, - сказала Аля, отодвигая в сторону свою тарелку. - Представь ситуацию: позднее утро… мать заходит в комнату к своей примерной дочурке-тихоне, которая всегда была чуть ли ни идеальной послушной девочкой, училась на одни пятёрки, вечерами читала книжки и дружила только с хорошими ребятами. Вот заходит она и видит, что её дочурка, благополучно забив на перспективную работу, спит голая в своей измятой кровати, вокруг разбросаны её шмотки, а на подоконнике открытого окна стоит пустая бутылка из-под дорогого виски и полная пепельница окурков. Естественно, она в полном недоумении будит свою девочку, а та мало того, что до сих пор под алкоголем, так ещё и на вопросы отвечать отказывается. Представил? Во теперь скажи, как девочке оправдаться перед мамой?
Если судить по застывшему лицу - рассказ Федю явно впечатлил, а Алина тут же пожалела, что решила высказаться. Ведь, несмотря на все свои таланты помочь он вряд ли сможет, а вот Аля в его глазах теперь точно упадёт на самое дно.
- Дай мне время,- только и сказал он и, забрав со стола тарелки, понёс их в кухню. Но уже через минуту вернулся с небольшим чемоданчиком и, взяв раздосадованную Алину за руку, потянул за собой.
Она покорно шла за ним, а думы её всё равно крутились вокруг собственных проблем в лице мамы и Артёма. И даже когда они добрались до старой скалистой части пляжа отеля, а Фёдор усадил её на большой камень прямо у кромки воды - не вынырнула из плена своих мыслей.
Спокойное тихое море мерно шелестело прямо у ног, лёгкий ветер медленно шевелил распущенные волосы Али, которые Федя самовольно освободил от резинки, и на её душе постепенно становилось спокойнее.
Людей вокруг не было, и только где-то вдалеке виднелись несколько кораблей и небольших катеров. Алое солнце тихонько ползло по небосводу, накрывая округу своей красной вуалью, а Тёма рисовал… Линия за линией, мазок за мазком он отражал на листе то, что открывалось его глазам. И в этот момент он видел в отрешённой задумчивой Алине, не просто девушку, а какую-то мифическую богиню. Её серо-сине-фиолетовые глаза, которые он про себя назвал “грозовыми” отрешённо взирали на морскую гладь, в длинных тёмно-каштановых волосах лениво играл ветер, а на губах застыла задумчивая полуулыбка.
Так, рассматривая девушку, он постепенно переносил её образ на бумагу, даже не задумываясь о том, что и как делает. Впервые в своей жизни он рисовал почти не подключая мысли… доверяя передачу образа одним лишь эмоциям и ощущениям. И в этот момент ему казалось, что он видит мир насквозь… видит его суть и изнанку, и рисует не просто девушку, а передаёт её истинную сущность, её мысли и переживания, её внутренний мир. Она открывалась ему… и сегодня здесь, и вчера ночью в собственной спальне. Она не делала ничего наполовину, не могла и не умела притворяться. Она была настоящей.
Поражённый собственным открытием Тёма остановился, и едва не испортил картину неосторожным мазком. Но Аля оказалась слишком погружена в собственные мысли, чтобы заметить столь неожиданную перемену в поведении своего художника. Он постарался вернуться к работе, да только больше не смог даже прикоснуться к рисунку. Казалось, тонкая нить, которая давала ему доступ в глубины собственного вдохновения резко оборвалась, и больше не желала восстанавливаться. И решив, что момент всё равно уже упущен, он собрал краски, осторожно уложил картину на камни, и подошёл к Алине.
- Всё думаешь о своей проблеме? - спросил он, присаживаясь на большой камень рядом с девушкой.